Виктор Боков - Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Завидуй нам, великий Геродот,
На время на свое пребудь в обиде!
Над площадями наших городов
Гагаринской улыбки ты не видел.

История! Ты каждый миг в борьбе.
Как жаль, что Циолковский не проснется,
Когда корабль — итог его труда —
Луны холодной в космосе коснется!

Ну что, бензин, в отставку? Есть горючее,
Которому ты с ходу сдашься в плен.
Произошла замена неминучая,
История всей жизни — цепь замен.

Почтим тебя минутою молчания,
Смахнем с лица прощальную слезу.
И вдруг бензин нам сделал замечание:
— До космодрома я вас повезу!

Неудержимо, как вода в арыке,
Несутся мысли чувства орошать.
Шумят они, как женщины на рынке,
И жизни этой их нельзя лишать.

Они идут, как пьяные, в обнимку
На трезвую шеренгу звонких слов.
Их надо вылить в форму, дать обминку,
Снять заусенцы с грубостью углов.

Станок включаю и точу и режу,
Сверлю сверлом из стали «самокал»
И смело в неизведанное лезу,
Держа в душе вольфрамовый накал.

А пламень упадет — сойду с Олимпа
В равнины и леса, где бересклет.
Где с царственной листвой рассталась липа
И обнажила черный свой скелет.

Нагнусь к земле и тихо обнаружу
Счастливою усталостью своей,
Что солнышко не смотрит больше в лужу,
Там только оттиск личности моей!

Моя струна все более минорна,
Все реже пляшет на крыльце хорей.
И ярко-золотисто и лимонно
Пылают листья на моем дворе.

От речек бурных тянет к тем равнинным,
К тем медленным, что зря не бьют волной,
Что говорят стихом своим былинным
Опрожитых веках земли родной.

Я летом был в Рязани, в Ярославле,
В сусанинских местах под Костромой,
И спрашивали люди: — Боков? Знаем! —
Не в клуб меня вели — к себе домой!

Я на ладони землю брал сырую
И восклицал: — Земная благодать!
Я за твою улыбку пожилую
Готов тебе всех девушек отдать!

Немного грустно, снег косой линейкой,
Свод неба безнадежно сер и мглист,
И над бульварной крашеной скамейкой
Пикирует кленовый желтый лист!

Сентябрь. Стога. Сороки.
В лесах осенний гуд.
И старцы, как пророки,
За пенсией идут.

У всех свои трофеи,
Для всех свои дары.
Брюхатые портфели
В руках у детворы.

На риги и на гумна
По-темному, чуть свет,
Прошел тяжелодумно
Печатный свежий след.

То был районный «газик».
Сквозь ранний рев коров
Он двигался на праздник
Зерна и закромов.

От тяжести арбузов,
Направленных в село,
Скрипит и стонет кузов.
Бедняга, жаль его!

Гуляют гуси всюду,
Лелея сытость, лень.
Хрустальную посуду
Напоминает день.

Приветливости нет в воде осенней,
Мы от нее хорошего не ждем.
И движется она все постепенней,
И радует все меньше с каждым днем.

Не видно ни больших, ни малых рыбок,
Дно выстлано умершею листвой,
Где заводь отражала сто улыбок,
Где окунь бил малька — туман густой.

А браконьер все так же бодр и молод,
Он в лодке, наготове острога,
Он рыбы и наловит и наколет
Из черного большого бочага.

И что ему печаль воды и рыбы,
Оркестр прекрасный, музыка, стихи,
Есть у него одна богиня — прибыль,
А осень что там — это пустяки!

Стучит все чаще в подреберье
И леденит мои уста
Простая песня погребенья
С заботой — где достать холста?

Отец и мать в сырой земельке.
Давно ль я в гости к ним ходил?!
Над ними небо, как шинелька,
Как часовой у двух могил.

Я жмусь к немой, глухой ограде,
Зову, шепчу: — Отец! Отец! —
Сидит в моем печальном взгляде
Смертельно раненный свинец.

Не дозовусь родимой мамы,
Не выбежит она с крыльца.
Глядят из потемневшей рамы
Два увеличенных лица!

Весь я из нежности!
Нежность не убывает.
Грубость любая
Меня убивает.

Даже и ту,
Что меня не касается лично,
Я отвергаю
Категорично.

Вижу, как двое
Сцепились
В тесном вагоне.
Дама в истерике:
— Не наступайте ногою!