Хорхе Борхес - Стихи разных лет. Борхеизмы

Наркотики. Не знаю, постигла ли меня неудача с наркотиками или, наоборот, это была удача: три раза подряд я принимал кокаин и понял, что это то же самое, что принимать ментоловые таблетки.

Национализм. Не надо печься о национальном. То, что мы сегодня делаем, станет в дальнейшем национальным.

Несчастье. Для художника всё что ни есть — во благо, включая несчастье. Всё — глина для лепки. Так что, по существу, со мной не может приключиться ничего плохого.

Неудача. Когда я был молод, часто говорили “raté” [23] Raté — неудачник, неудачница (франц.). . Слово “неудачник” не использовалось. Меня всё время тревожил вопрос, стану ли я однажды "raté”? Я не мог представить себе, что когда-нибудь буду знаменитым. Мне казалось весьма достойным быть “raté”. Сейчас я понимаю, что с “raté” меня постигла неудача. И это печально.

Нобелевская премия. Я вечно буду претендентом на эту премию. Должно быть, это стало шведской традицией.

Приятное. Творческий процесс должен быть приятным. Если испытываешь трудности, значит, есть какая-то скованность. Письмо должно быть таким же самопроизвольным, как чтение, оба приносят радость. Хотя, возможно, пишут и по неосмотрительности, чего не скажешь о чтении.

Расстояния. Прежде расстояния были большими, потому что пространство измеряется временем в пути.

Революции. Может ли писатель быть революционером? Язык ведь так консервативен.

Рубен Дарио. Не знаю, что побуждает меня высокомерно относиться к нему. Мне кажется неприличным преувеличением связывать Рубена Дарио с символизмом, сравнивать его с Малларме. Дарио стал провозвестником литературной расслабленности: во французском языке ему были важны лишь метрические удобства, а для украшения своих стихов он воспользовался “Ларуссом”. Впрочем, я не хотел бы отзываться дурно о Дарио.

Сближение. Я никогда не думал, когда писал, сблизиться с народом. По правде говоря, я ни с кем не думал сближаться.

Семья. Я вспоминаю об одной мысли Маседонио Фернандеса, которую я целиком приемлю. Он говорил, что испанцы и латиноамериканцы должны бы называть себя “семьёй Сервантеса”. Нам трудно было бы объединиться, говоря, что мы “семья Кеведо”, несмотря на его литературное величие. Но если мы назовем себя “семьёй Сервантеса”, у нас не будет ни одного оппонента.

Синтез. Человек всю жизнь пишет книги ради одной страницы и пишет страницы ради одной строки.

Предрасположенности. Все искусства предрасположены к музыке, где форма является содержанием.

Профессии. Профессия писателя, поэта — выражать чувства. Ошибочно считать, что он хороший советчик.

Роман. Читать роман — всё равно что войти в комнату, полную незнакомцев, которых представляют вам одного за другим.

Слава. Я думаю, что мой успех во Франции обязан тому, что мои книги относятся к фантастике. Во всей Европе ждут или боятся, что латиноамериканский писатель напишет социальный памфлет либо опишет, как живут крестьяне. Я редко касался этих тем. Я писатель латиноамериканский, но никогда я не был латиноамериканцем по профессии. Я писатель современный, но никогда не был современным по профессии.

Собственность. После того как я написал свои рассказы, больше я их не перечитывал. Вы их перечитывали много раз. Они скорее ваши, чем мои.

Стиль. Любопытно, что стиль Бога почти тождествен стилю Виктора Гюго.

Счастье. Христианство полагает, что страдание возвеличивает. Я, наоборот, считаю, что возвеличивает радость. Не надо клеветать на счастье.

Танго. У танго низкое происхождение, что нетрудно заметить.

Университет. Университет должен заострять наше внимание на древнем и чужеродном. Если его заботит здешнее и нынешнее, то он бесполезен, поскольку он берёт на себя функции, которые и без него реализует пресса.

Угроза. Чем ещё можно угрожать, кроме смерти? Самым оригинальным было бы, чтобы кто-то угрожал кому-то бессмертием.

Усилия. Нам не следует стараться быть современными, потому что, как это ни печально, мы уже являемся таковыми. Другими мы и не можем быть.

Фрай Луис де Леон [24] Фрай Луис де Леон (ок. 1527–1591) — испанский религиозный мыслитель и писатель-мистик, монах-августинец. . Когда читаешь Фрая Луиса, понимаешь: как личность он выше Кеведо и Гонгоры. Те были людьми барочными, заносчивыми, пытались удивить читателя. В них уже сквозит оцепенение испанского упадка.