Наум Коржавин - На скосе века

…Москва встречает героя,
А я его — не встречаю.
Хоть вновь для меня невольно
Остановилось время,
Хоть вновь мне горько и больно
Чувствовать не со всеми.
Но так я чувствую всё же,
Скучаю в праздники эти…
Хоть, в общем, не каждый может
Над миром взлететь в ракете.

Нелёгкая эта работа,
И нервы нужны тут стальные…
Всё правда… Но я полёты,
Признаться, люблю другие.
Где всё уж не так фабрично:
Расчёты, трассы, задачи…
Где люди летят от личной
Любви — и нельзя иначе.
Где попросту дышат ею,
Где даже не нужен отдых…
Мне эта любовь важнее,
Чем ею внушённый подвиг.

Мне жаль вас, майор Гагарин,
Исполнивший долг майора.
Мне жаль… Вы хороший парень,
Но вы испортитесь скоро [1] Судя по всему, это утверждение несправедливо. Но стихи написаны тогда, в дни торжеств, и я имел в виду не личность, а явление. Н. К. .
От этого лишнего шума,
От этой сыгранной встречи
Вы сами начнёте думать,
Что вы совершили нечто, —
Такое, что люди просят
У неба давно и страстно.
Такое, что всем приносит
На унцию больше счастья.

А людям не нужно шума.
И всё на земле иначе.
И каждому вредно думать,
Что больше он есть, чем он значит.
Всё в радости: сон ли, явь ли, —
Такие взяты высоты.
Мне ж ясно — опять поставлен
Рекорд высоты полёта.

Рекорд!
     …Их эпоха нижет
На нитку, хоть судит строго:
Летали намного ниже,
А будут и выше намного…

А впрочем, глядите: дружно
Бурлит человечья плазма.
Как будто всем космос нужен,
Когда у планеты — астма.

Гремите ж вовсю, орудья!
Радость сия — велика есть:
В Космос выносят люди
Их победивший
       Хаос.

Это чувство как проказа,
Не любовь. Любви тут мало.
Всё в ней было: сердце, разум…
Всё в ней было, всё пропало.

Свет затмился. Правит ею
Человек иной породы.
Ей теперь всего нужнее
Всё забыть — ему в угоду.

Стать бедней, бледней, бесстрастней.
Впрочем — «счастье многолико»…
Что ж не светит взор, а гаснет?
Не парит душа, а никнет?

Ты в момент её запомнишь
Правдой боли, силой страсти.
Ты в глазах прочтёшь: «На помощь!»
Жажду взлёта. Тягу к счастью.

И рванёшься к ней… И сразу
В ней воскреснет всё, что было.
Ненадолго. Здесь — проказа:
Руки виснут: «Полюбила».

Не взлететь ей. Чуждый кто-то
Стал навек её душою.
Всё, что в ней зовёт к полёту,
Ей самой давно чужое.

И поплатишься сурово
Ты потом, коль почему-то
В ней воскреснет это снова,
Станет близким на минуту.

…………………………….……………

Этот бред любовью назван.
Что ж вы, люди! Кто так судит?
Как о счастье — о проказе,
О болезни — как о чуде?

Не любовь — любви тут мало.
Тут слепая, злая сила. —
Кровь прожгла и жизнью стала,
Страсть от счастья — отделила.

Сдаёшься. Только молишь взглядом
И задушить, и не душить.
И задавать вопрос не надо —
А как ты дальше будешь жить?

Наверно, так, как и доселе.
И так же в следующий раз
В глазах бледнее будет зелень
И глубже впадины у глаз.

И я — всё сдержанней и злее —
Не признавать ни слов, ни слёз…
Но будет каждый раз милее
Всё это. — Всё, что не сбылось.

Сидишь ты, внимая, не споря…
А Вагнер ещё не раскрыт.
Он звуков стеклянное море
Над нами сомкнул — и гремит.

Гремит! И весь мир заколдован,
Весь тянется к блеску слюды…
И вовсе не надо другого,
Солёного моря воды!

Тепла его, ласки, лазури,
И неба, и даже земли…
Есть только стеклянная буря
И берег стеклянный — вдали.

Там высь — в этом призрачном гуле,
Там можно кружить —
           но не быть.
Там духи стоят в карауле,
Чтоб нам на стекло не ступить.

Нас Вагнер к себе не пускает,
Ему веселей одному…
Царит чистота нелюдская
Над жизнью — что вся ни к чему.

Позор и любви, и науке!
О, буйство холодных страстей…
Гремят беспристрастные звуки —
Как танки идут на людей.

Он власть захватил — и карает.
Гудит беспощадная медь.
Он — демон! Он все презирает,
Чем люди должны овладеть.