Когда-нибудь наш общий мир
окажется нам тесен…
Расстанемся… и вот тогда
клади на музыку слова и
плачь от этих песен.
22.06.1996
Любовь заканчивается там,
где заканчиваются иллюзии.
Любовь заканчивается везде,
где тебе отказывают память и фантазия.
1996
Два мимолетных замечания, сохранившихся во мне сейчас лишь отчасти.
К нам повернулся подсолнух, и
каждая семечка его циферблата говорила:
«Съешь меня!»
И мы наслаждались,
выплевывая шелуху времени.
27.11.1996
Что-то случилось со мной этой ночью —
мне приснилась моя дочь.
Во сне я удивлялась,
почему так была неласкова с ней.
С рассветом я поняла, моей дочерью
была я сама.
Может, это знак?
Может, это закон?
Наверное, наступает момент,
когда женщина начинает тосковать
по нерожденному дитя.
Наступает пора возвращаться…
1996
Я не отпускаю тебя.
Если с тобой что-нибудь случится —
это значит, что Бог заберет к себе
сразу двоих.
1996
Успокойся,
пусть будет все как есть.
Нажми на кнопку «стоп»
и выслушай меня живьем.
Предсессионный делирий
укрепляет дружбу блокнота с карандашом.
Отпечатком когда-то и где-то услышанных фраз
ляжет на струны все та же суть:
мы не виделись вечность.
Расскажи,
как жилось тебе
в обклеенных обоями стенах,
под небом белил,
под солнцем люстры,
чьи окна ласкали твой взгляд?
И все-таки
кто из нас тогда оказался прав:
тот, кто оберегал другого от светских речей,
не утомляя ни словом, ни телом,
не зажигая под вечер свечей,
или марающий мелом
асфальт под окном
и солнечным ветром,
звенящий о том,
что скоро погасят на улицах свет,—
время гулять, почему бы и нет?
Скажи,
как жилось тебе,
хватая воздух ртом,
не касаясь перил,
дырявя вены с верою в то,
что завтра где-то
за гранью полей
ты сможешь успеть
и вернуться к ней…
Но тщетны попытки
сделать полет из паденья,
когда на завтрак тебя
поджидает варенье.
1996
* * *
Милое студенчество — когда все чистое, «без кожи», и ты без устали чего-то ждешь, а оно так и не случается…
Я выпила джин-тоник «Черчилль».
Бутылочку поставила на выходе у эскалатора
в газетную кювету.
Рядом на полу отдыхала жестяная родственница —
тоже тара.
«Прощайте», — мысленно сказала я им,
как говорят всем умершим — опустошенным,
и вышла на Невский.
1996
Я превращаюсь в черепаху,
обрастаю корой в девять метров.
Мой мотылек выбился из сил,
мой лев превратился в толстую ленивую кошку,
мой ребенок стал седым.
Когда-нибудь все это закончится,
а из кокона на свет проклюнется
чудесная суть.
1996
Апрельское серебро размокло под ногами.
Не обещал день быть теплым.
Сижу на подоконнике и смотрю,
как пушистые зерна снега пытаются скрыть
оттаявшие трупы.
12.04.1997
* * *
Весна одновременно фатальна и восхитительна. Особенно апрель. В нем — сразу все времена года: и сама весна, и холодная зима, и жаркое лето, и классически-мраморная осень. Это всеобъемлющий месяц — этим он мне и нравится. И зеленым пушком начинающейся листвы — в этом такая надежда, хрупкость, тонкость…
Недосягаемость твоих извилин
серым трактором по бороздам моим —
можно ли найти прочней защиту от живых?
Дракон летит над городом, смахивая хвостом
гуляющих по крышам.
12.04.1997
Трясогузка трепещет треугольной досочкой хвоста.
Голос не нужен. Все сказано.
12.04.1997
А люди уходят,
как лучшие рифмы,
рожденные в одиночестве
под стаккато дождя.
12.04.1997
Присутствие тебя
экранирует мои мысли
о чем-либо,
о ком-либо другом…
13.04.1997
Не успела заточить на себе тридцать третью грань,
как начали сметать с черной крышки рояля
алмазную пыль.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу