Светлана Сурганова - Тетрадь слов

Эту женщину
в черном кафтане,
с золотыми, как нимб,
волосами,
в серебряной
тонкой оправе очков,
со стремительным почерком
снов…

Балансирует день
на тонкой ниточке с названием «жизнь»,
цепляясь своей макушкой
за шершавые облака.
Дождь кончился.
В звуках ночи теперь различимы наши с тобой голоса.
Дыхание, синхронное с тактом
стрелки, бегущей по кругу,
усиливает притяжение тел друг к другу.

Балансирует день,
едва справляясь с тяжестью снов.
Мы были бы вместе!.. Но никто не сорвет
друг с друга оков,
никто не посмеет
нарушить стройный порядок дел,
каждый дорожит
неприкосновенностью тел.

Уверенность в том,
что стойкость свойственна не только камням,
усложняет сюжет мелодрамы.
А я все хотела себе доказать,
что нет безупречнее гаммы,
разбросанной в твоих словах…

Но все, к чему велся этот рассказ,
мне ночью опять предъявило отказ.

Горячее горло.
На влажной траве остывшие угли…
Темнеет твой профиль —
набросок черного герба.
В чьих-то глазах я —
не лучше бездарного клерка,
пытающегося растопить последний ледник
черновиками писем.

Я знаю, мы наверняка
с тобой расстанемся.
Так просто —
без мотовства и без погоста
расстанемся, ну а пока —
люби меня!
За то, что я,
а не другой.
За то, что бледный и худой,
рассеянно распахнут дням,
за то, что глуп не по годам,
за то, что преданность, как бич,
(ее бы вымыть и подстричь)
во мне, рожденная тобой,
р-р-рычит, как пес сторожевой.
За то, что все к твоим ногам!
Могу и больше, но не дам,
не унесешь, боюсь, устанешь,
в углу тряпьем лежать оставишь,
за жемчуг слов в моих зубах,
за звон разорванных рубах
во время танцев рук во тьме,
за то, что не был на войне,
за то, что ты мне — навсегда,
за горечь «нет» и хрупкость «да»…

Квадраты комнат растянулись
в круг монотонности годов…
Вокзал, перрон… не обернулась…
Ты хочешь новых городов.
Я знаю — мы наверняка
с тобою встретимся.
Так просто —
без рукопожатия и тоста,
встретимся. Ну а пока
я жду тебя!

Разлила гололед весна по дорогам.
Держась друг за друга,
мы балансируем канатоходцами,
идем упругими.
Поднимаем тела. Снова ставим их на ноги,
держим друг друга за руки.

Сегодня ночью
на одной из тысячей кроватей
этого города
кто-то умер…

Было сказано и выпито столько,
что, собрав все это,
можно было бы затопить город.
А я, захлебываясь от дыма,
рвалась к тебе!

Ты так тонка,
что иногда
мне страшно
брать тебя на руки.
Твое хрустально-хрупкое тело
сегодня было с другим.

А по прошествии этого кошмара
мы сидели на кухне и курили,
как будто ничего не произошло,
не задумываясь о том, что
сегодня ночью
на одной из тысячей кроватей
этого города
кто-то умер…

И вот мается, мается, мается
моя девочка ночью безлунною,
по дорогам холодного города
от меня убегая, глупая.