Автор неизвестен - Песни былого. Из еврейской народной поэзии

Глядит она, склонились мы, ой, дунай, дунай,
Жаль — нету на нее чумы, ой, дунай, дунай!

Глядит хозяйка на шитье, ой, дунай, дунай,
Все десять казней на нее, ой, дунай, дунай!

Глядит, ворчит, обходит зал, ой, дунай, дунай,
Хозяйка, черт ее бы драл, ой, дунай, дунай!

Уходит наш проклятый страж, ой, дунай, дунай!
Теперь вздохнем, теперь шабаш, ой, дунай, дунай!

Есть пролетка у меня,
Есть пролетка у меня,
Есть хомут и вожжи.
На колесах обода,
Кованые обода,
Верх из черной кожи.

Есть пролетка у меня,
Есть пролетка у меня,
Обода и спицы,
С места сдвинуть бы коня,
Как бы изловчиться!

Нет ни сена, ни овса,
Нет ни сена, ни овса
Для несчастной клячи.
Ей не хочется идти,
Седоков моих везти,
Я стою и плачу.

Я к себе домой в обед,
Я к себе домой в обед
Возвращаюсь грустно,
Дети плачут, хлеба нет,
И в кармане пусто.

Думал я возницей стать
И деньжонок подсобрать.
Да выпали вожжи.
Денег нет и негде взять,
Господи мой боже!

Стежок, стежок и два стежка,
Как сахар, жизнь моя сладка.

Ой, игла моя, игла,
Спросят люди: «Как дела?»
Я скажу: «Держу иголку,
Шью и шью, да все без толку!»

На дыры латки я кладу,
А можно ль залатать беду?

Ой, игла моя, игла,
Спросят люди: «Как дела?»
Я скажу: «Держу иголку.
Шью да шью, а все без толку!»

Наметку вытащу совсем,
Воды попью, селедки съем.

Ой, игла моя, игла,
Спросят люди: «Как дела?»
Я скажу: «Держу иголку,
Шью да шью, а все без толку!»

И свой субботний лапсердак
Латаю этак я и так.

Ой, игла моя, игла,
Спросят люди: «Как дела?»
Я скажу: «Держу иголку,
Шью да шью, а все без толку!»

Ой, снежно, мама, ой, снова, снова
Идет на улице снег с дождем,
Ужель росла я, чтоб у портного
Сидеть с иголкою день за днем?

Меня ругают, а я — ни слова,
Я, белошвейка, должна молчать.
Ужель росла я, чтоб у портного
Сидеть с иголкою, пропадать.

Ой, снежно, мама, мне зябко снова,
Ой, дождь со снегом идет опять.
Беру иголку я в полшестого,
Ни на минуту не опоздать.

Кричит хозяин, хозяин злится,
Весь день браниться ему не лень,
Мне ни одеться, ни нарядиться,
Ни выйти с сумкой в базарный день.

— Куда ты едешь, Эликел,
Любезный муженек?
— В Америку, в Америку
Летит твой голубок!
В Америку, голубушка,
Моя хозяйка, любушка,
Любезная жена,
Пока живи одна!

— Что есть я буду, Эликел,
И что я буду пить,
Покуда по Америке
Ты будешь колесить?
— Ешь хлебушек, голубушка,
Моя хозяйка, любушка,
Хлебай чаек одна,
Любезная жена!

— Где хлеб возьму я, Эликел,
Как вскипячу чаек,
Покуда ты в Америке,
Мой милый муженек?
— А ты работай, любушка,
Трудись, моя голубушка,
Пока ты здесь одна,
Любезная жена!

Как говорится, Эликел
Уехал в Новый Свет.
А счастья там, в Америке
Нашел он или нет?
Жена одна осталася.
Что с Эликелом сталося —
О том гадать должна
Любезная жена.

Уехал, сгинул Эликел
На много зим и лет.
И вести из Америки
Чего-то нет и нет.
Есть нечего голубушке,
Его хозяйке, любушке,
Она совсем одна,
Больна и голодна.

Давно бы нам с тобою попрощаться,
А мы все ходим, все сидим с тобой,
Часы на башне бьют уже двенадцать.
Я говорю: «Веди меня домой!»

Мне вечером домой вернуться б рано,
Ведь запирает на ночь дом родня,
А ты привел меня к себе обманно,
Чтоб сделать несчастливою меня.

Позналась я с тобой себе на горе,
Я плакала, а ты мне о своем:
«Поедем, дорогая, в Бейнозойрес
И там вдвоем на славу заживем!»

И вот мы здесь, и вот прошли недели,
Меня ты бросил и не кажешь глаз.
И в этом Бейнозойресе панели
И кабаки не лучше, чем у нас.

Я и молюсь, и плачу — все напрасно,
Не будет перемен в моей судьбе.
Зачем же сделал ты меня несчастной,
Зачем же я поверила тебе?

Ох, проклятый город Бейнозойрес,
Ой, не верит в бога здешний люд.
Девушек красивых в Бейнозойрес
Продают и тысячи гребут!