Владимир Пяст: Собрание стихотворений

А он тебе: «Пускай не встанет плоть
Преградой замутненною меж нами!»
— Сегодня на душе его Господь
Играл эфирно-легкими перстами…

Лигейя, ты помнишь? Мой сон о тебе
Воззвал твою душу к земле;

И к ней я навстречу послал — и пошла
Моя заревая душа.

Лигейя, ты помнишь? Не знала они
Границы небес и земли;

Твоей я дал имя: «Полуденный Гром». —
И был он моей обручен.

Ты помнишь, на душу мою он смотрел,
Как ангел восторжен и нем?

– Под взором его, как в июне заря,
Душа расцветала моя.

Ты помнишь, Лигейя, они разошлись,
Чтоб тайну навеки хранить.

О встрече своей в этой бездне времен,
– Заря и полуденный Гром?

Лигейи нет. Обыкновенно
Проходят дни мои – но вот
Ко мне прекрасная Ровена
На ложе брачное идет.

Ее походки смутный шорох
Я уловляю. Красота
В ее небесно-тихих взорах, –
Но пламенем горят уста.

Я потушил бы этот пламень
Когда бы смел, когда бы мог;
Тяжелый бы подвинул камень
На недоступный мой порог.

Ее молитв оплотом новым
Я встал бы, неподкупный страж; –
Но в ней, под девственным покровом,
Все тот же дух, и песня та ж;

Она гибка и вдохновенна,
Как первой юности мечты, –
Но в ней я вижу — о, Ровена! —
Лигейи строгие черты.

От мертвенного поцелуя
Я ль удержусь, преступный маг? –
И умирать ее зову я
В мой отреченный саркофаг…

Я твердо верю — не обманет
Меня мой трепет давних дней:
Когда умрет она, восстанет
Лигейя с ней, Лигейя в ней.

Мое жалкое сердце не тронь:
Оно истерзано слишком.
Берет свой победный огонь!
– Мой давно чуть дышит.

Для чего мне объятья твои?
– Как достойный их я принял.
Подойди… Бери!..
Вся душа пред тобой открыта.

Если это еще не любовь, —
Любви нет на свете
Будет плакать, будем плакать вновь…
– Как дети? — Да!..

…Здравствуй, желанная дочь
Славы, богини — властительницы!
В каждом кивке твоем — ночь
Жаждет луны победительницы, —
Славы любимая дочь!

Ночь. И сама ты — звезда,
Блеском луну затмевающая…
Вот ты зажглась навсегда!
Вот ты, на тверди мерцающая.
Огромная звезда!

В руке, опущенной лениво на бок,
Огромный черепаховый лорнет
Небрежно взят. Его владелец зябок
И серым пледом по пояс одет.

Фигуры длинной, тонкой и прямой,
Стальные очертания не дрогнут,
И только рот, с бескровною каймой,
Улыбкой истерической изогнут.

Как ветр, низам несущий град и стужу,
Зажат в горах, зазимовавший гость, –
В глазах дрожит – задержанная – злость,
– По жалу языка сочась наружу.

Mонашеский наряд, бесцветный и простой,
И золото волос неярко и непышно;
Шагов неженский ритм – но с женской суетой
В ваш проникает мозг упорно и неслышно;

Рук и нех о леной несоразмерный жест,
Чтоб худенькую прядь на ясном лбу поправить, –
И голос, созданный по-женскому лукавить,
Но по-мужски молчать, пока не надоест…

И серый омут глаз, подернутых росой,
В предчувствии зари, мечтательной и нежной,
Вдруг разгорается – бесстрашной, и мятежной,
И первозданною, и страшною красой.

Благодарю. Твой ласковый привет
С Кавказских гор мне прозвучал отрадно,
И мысль моя к тебе помчалась жадно,
Поэт!

Мне вспомнилась прошедшая весна,
И нашей — суточной, бессонной и невинной –
Прогулки день, — когда твоей старинной
Виолы стала петь струна.