Владислав Эллис: Избранное

Пять, а яркости на триста,
Не сегодняшнего тона.
Принесли в глазах на пристань
По кусочку Лиссабона.

Вышли вроде по ошибке,
Здесь не каждый день такое:
Откровенные улыбки,
Брюки древнего покроя.

Сели, нынешние где-то, —
Мир другой образовался;
Не шофер я шевролета,
Старый кучер делижанса.

Не свезу их в чахлый скверик,
Стаду битницкой босоты.
Много разных есть Америк,
От Флориды до Дакоты.

Он стар, с небоскребом рядом,
Но рядом с Мадридом он молод.
Построен испанским отрядом
Старейший в Америке город.

Потом с хитрецой рестовратор,
Как надобно мудрому мужу;
Кровавые пятна припрятал,
Красивые вынес наружу.

В весело-научном приеме
Все прошлое славя упрямо,
Там гид, в историческом доме,
До боли модерная дама.
О прошлом поведала дошло,
И голос был нежно зовущим;
Казалось, все чистое в прошлом,
Ужасные вещи в грядущем.

И верилось, в доме когда-то,
Жила, с каждым днем молодея,
Подруга шального солдата
С прозрачными крыльями фея.

На даму с надеждой глазея,
Мне хочется с нынешней кручи,
Сойти по ступенькам музея,
И стать адъютантом Виспуччи.

Вернулся, с нахальным задором,
Патрициев дух в города.
На ринге убили боксера,
Без следствия и без суда.

Противником загнанный ловко,
Дневного луча не узрит.
Бессильно повис на веревках
Чугунным ударом добит.

Он падал баркасным креном,
Как бык на мадридском песке.
И битвою вздутая вена
Потухла на смуглом виске.

Жалеют царьки полусвета,
Не знали, что смерть суждена:
Была бы на зрелище это
Билетам тройная цена.

На суше увалень смешной,
Как рыцарь в панцыре спросонку,
За уходящею волной
Малютка краб бежал вдогонку.

На грани моря жизнь полна
Побед и частых поражений:
Вернула встречная волна
Ему уверенность движений.

За прелесть зрелища не мог,
Я крабу выразить спасибо,
Меня настигнула врасплох
С вершиной пенистою глыба

Крутнула, кинула на дно
Под хохот амазонок пляжа,
Я не испытывал давно
Такого жесткого массажа.

И как игрок на скатерть кость, —
На берег выбросила с силой,
Волна, на мне измерив злость,
С ворчаньем пенясь отступила.

От самых пяток, до виска,
Во всю длину приятно млело,
В постели теплой из песка,
Волной измученное тело.

На ней как видно не спроста,
Зверьки вчера точили зубки,
И до рождения Христа
Индейцы делали зарубки.

Стеной древесная гора,
Стоит в лесу, в почете вдовьем.
Тысячелетняя кора
Смолистым радует здоровыем.

Юнцы пришли, решили: режь,
Играя в современном стиле,
В ней пропилили люди брешь,
И сквозь дыру автомобили,

Ползут как жуткая болезнь,
К ее корням. Но небо сине,
И вечность славящая песнь,
Еще шумит в ее вершине!

Здесь никто не разберет,
Где кому который год.
Время к телу липкое,
Вычеркнул улыбкою!

Удалился он от дел,
Навсегда помолодел.
Эру счастья прянного
Начинает заново.

И молитву сотворя,
Восседая у руля,
Прет прыжками рьяными,
Между океанами.

А супруга — пять до ста —
Сняла с дерева кота.
Снять опять готовая,
Древо стофутовое.

На любой вопрос ответ,
Украшая Божий свет.
Бодро спорят в скверике,
Старики в Америке!!!

Потому природу мучим,
Чтоб развеять прозу.
Рядом с кактусом колючим,
Посадил березу.

Без березки, было б проще.
Смотришь сердце стынет;
Вот растет чужою, тощей,
Сиротой в пустыне.

Ей на жизненной дорожке,
Песнь весны не спета,
Прелесть бархатной сережки,
Зной убил до цвета.

Ствол от ветра гнется тонкий,
Словно ждет подвоха.
Ей как всем, в чужой сторонке,
Без подружек плохо.

Не жалею, что заплыл далече.
У меня нежданная удача:
Положила руки мне на плечи,
Самая красивая мучача.