Владислав Эллис: Избранное

Чужой освещенный уют,
Волшебницей виты, волокна
Веселой расцветкой зовут,
В чужие заглядывать окна.

Я не был в соседнем кино
В последние годы ни разу.
Любое в квартале окно,
Начало любому рассказу.

Вот, двое предавшись вину
Друг другу несвязно бормочат.
Я плотно к окошку прильнул, —
Чем зубы фальшивые точат?

А дальше старушку старик
Дарит запоздалою лаской.
Там, девушка красит парик,
Серебряной, завтрашней, краской.

Я многое в окнах узнал;
Набрались мы всячины всякой,
Когда вечерами квартал,
Вдвоем обходили с собакой.

Мне с улицы виден народ
Без ретуши и без поправки;
Он вечером дома не тот,
Каким нам встречается в лавке.

У Бога щедрот не просила
Грехам не искала прощенья. —
Стояла в углу без движенья,
У врат незнакомого мира.

Стыдилась вихрастой прически;
Прикрыть очень модное нечем.
В напевной священника речи
Древнейшей Руси отголоски.

Там древность звучала как новость.
И после чужого моленья,
Нужнее мирского волненья,
Ей стала церковная строгость.

В смущеньи случайном, но сильном,
Ни просьб, ни молитвы, ни плача;
Но мысли витают иначе
Чем в оффисе… в храме пустынном.

Мерцанье свечей под иконой,
Ожили церковные тени,
И стала она на колени,
В углу за широкой колонной.

Для счастья в мире меры нет,
Ее Сократ всю жизнь искал.
Здесь «кадильяк» не идеал,
Там счастьем был велосипед.

Смотря в какой живешь стране,
И с чем доподлинно знаком;
Довольным можно быть вполне,
Удачным к тачке колесом.

Коней несущихся с огнем,
Сегодня в воз не запрягу.
Могу не думать я о нем, —
Забыть о счастьи не могу.

Дней бесконечная спираль,
В ней счастье редкостный виток,
Оставит тихую печаль, —
Согреет на короткий срок.

Но все же радует в пути,
Коль безнадежно вечер сер.
От счастья нужно отойти,
Чтоб ощутить его размер.

В тени сурового Эльбруса,
Не огрубев от жизни мглистой,
Писал поручик черноусый,
Стихи о тучке золотистой,

Плывет по миру тихим светом,
Крылом ласкает клавесины,
И образ, созданный поэтом,
На лицах сглаживал морщины.

С мечтой о тучке златокрылой,
Вдали от родины теплее,
Домов и мебели нужнее,
Ее божественная сила,
Не уничтожится метелью,
И не поблекнет в час заката.
Согрев монашескую келью,
Вошла в кабину космонавта.

На берегах другого стана,
Мечты возвышенным питая,
Гнездится тучка золотая
В груди народа великана!

Забыв древний сумрак пещеры
Мерцанье недавних свечей,
Несется в бескрайние сферы,
Годами, быстрей и быстрей.

Для скорости дерзких исканий,
Для тех, кто сгорая творит,
Не хватит земных расстояний,
Коротких, надземных, орбит.

Тесна человечья планета:
Задуман бескрайний полет…
Достигнувши скорости света.
Покой не найдет звездочет.

Для вскрытия новой идеи,
Шлифуется вырез ключа.
Пытливые мысли сильнее,
Быстрей, светового луча.

С орбит предначерченных вышли,
В туманностях правду найти.
Блудили пытливые мысли,
До света во Млечном Пути.

Людское умчится в забвенье,
Сгоревши в исканьи чудес.
Останется в мире движенье
Идей, без ненужных телес.

Посмотрел, и снова косо.
Отраженье не хвала.
Почему меня без спроса,
Отражают зеркала?

От реальности не скрыться,
Нрав у зеркала упрям;
Ловит сумрачные лица
На похмелье, по утрам.

Я себя увидел в книге;
Соучастником интриги.
В освещенной солнцем луже
Отразился даже хуже,
Чем отвергнутый тогда,
В тихой заводи пруда.

Где волшебством красит фея,
Я не вхож в священный храм.
Узнавал себя краснея,
В выраженьях строгих дам,
В объявлении газетном,
В заведении запретном.

Как Америка мала,
Только я, и зеркала.

Море шлет гонцов к утесам
Брызги пенистых седин
С нестареющим вопросом,
О причине всех причин.