Юрий Джанумов: Стихи

Пока не поздно, сердце умоли:
Пускай оно поймет, забудет…
Что я тебе? Ведь наши корабли
Одной дорогой плыть не будут.

Прости, что так поздно, но — было нельзя,
Большая беда мне мешала.
И только вчера, в сновиденьях скользя,
Я вспомнил тебя и Рапалло.

Залив, как объятье, и той синевы
Неправдоподобную нежность,
И ветер мимозный и море… увы,
Теперь это — прошлость и прежнесть.

Мне виделся часто, в мечтательный час,
Твой замок; агавы и фиги,
И доброе солнце, ласкавшее нас,
А в море — фрегаты и бриги.

Мне слышались часто хоралы цикад
Во мгле лигурийской прохлады,
Когда оживал заколдованный сад,
А в море — играли наяды.

Мне чудилось часто, что ветер вздохнет
И снова откроет страницу,
Где прерван был тот недочитанный год,
И море — ко мне возвратится.

Но годы зверели, бряцали войной,
Надежды сгорали в налетах…
Прости, что так поздно. Прощаюсь с тобой
И море — уходит на отдых.

Не все ль равно мне: кем и как и где?
Не все ль равно, куда еще закинет
Меня судьба — по суше ль, по воде,
На год, на жизнь — не все ли мне едино?

Нет родины со мной. И всюду я
Чужой среди чужих. Равно мне чужды
И радости и беды бытия,
И я везде кажусь себе ненужным.

Земля и небо эти — не мои.
Не обо мне вокруг меня хлопочут.
Недружелюбные, как люди, дни
Сменяют неприязненные ночи.

Не на моем, мне милом языке,
Не о свиданье (может уже скором?),
Не о моей единственной тоске
Суетные ведутся разговоры.

Нет родины со мной. И все равно,
Как будет век напрасный этот прожит
И с кем и у кого. Но — есть одно,
Что сердце не перестает тревожить:

Так далеко, в забвении таком,
Безвестно, без следа и без помина…
Что если даже и последним сном
Уснуть обречены мы на чужбине?

Ни кошек, ни детей, ни ветра,
Ни роковых дорог назад, —
Люблю: азарт, безумье Федры
И сумасшедшие глаза.

Жестокие люблю признанья,
Беседы с памятью ночной,
Смертельный холод расставанья
И все, что связано с тобой.

Еще — напрасный лепет строчек,
Где сердце плачет, но поет.
Люблю концы. Законность точек.
И одиночество свое.

О, родина, печальница, о, мать…
И сколько нежных слов еще б я пролил!
Услышь: мы начинаем забывать
Твои черты, любимые до боли.

Познавшие последнюю печаль
И столько раз отвергнутые всеми,
Мы память, как священную скрижаль,
С собою гордо пронесли сквозь время.

И в горький час сознанья нищеты,
Когда уж слишком тягостно молчанье, —
Мы, как давно увядшие цветы,
Ласкаем бережно воспоминанья.

Перебирая их по лепесткам,
Мы повторяем дорогое имя, —
Как будто можешь ты вернуться к нам,
Как будто нам возможно стать иными!

Но бренной памяти приходит срок.
Услышь же крик предельной нашей муки
И тех прости, кто выстрадать не смог
Такой опустошающей разлуки.

Слетает день листком календаря,
Ночь сеет звезды. В полудреме слышу:
Гудят тайфуны, грузные моря
В пустыни растревоженные дышат.

Шуршат пески, безумствует норд-ост,
В палящем зное падает сирокко…
Моя душа, подвыпивший матрос,
Шатается по миру одиноко.

Все фонари земные перебив,
Цепляется в потемках рваным клешем,
Ползет на четвереньках и грубит
Таким же вот подвыпившим прохожим.

Так хорошо ей, пьяной и лихой,
Кричать, буянить, требовать расплаты,
Распоряжаться спящею землей
Как парусами в полосе пассатов!

Так хорошо — хоть раз поставить в счет
Весь дикий гнев свой, ненависть, презренье
И бунтовать — пока не позовет
Унылый вой проснувшейся сирены.

Тогда — прощай! Листок календаря
Опять в рассвете хмуром затрепещет
И вырвутся, придут, заговорят
Земные очертания и вещи.

Моя душа, тебе вот в этот миг
Из-за Кармен повздорить бы неверной,
И в поножовщине — под вой, свист, крик —
Свалиться б замертво в дверях таверны!