Антология - Поэзия Африки

Он — лист опавший,
звук, в паутине застрявший,
медленных вечеров тишина глухая,
сирена отплывающих пароходов…
Он — одинокие слезы надломленного судьбою,
кошмар ненастной ночи,
машущий платок, платок разлуки,
крик среди молчанья,
мрак, плутающий под солнца лучом палящим,
жгучее пламя в ночи холодной и стылой
(то камельком перекинется греющим, то маяком манящим)…
Он — отпор всему, что приемлю — из трусости и по привычке,
тревога, слетающая с небес, как ветер полночный,
чтобы смутить покой моего уюта.
Он — иронический взгляд, наблюдающий каждый мой шаг,
насмешка
над страхом моим признаться в любви к чему-то.

Иду я себе — обычный среди обычных,
и оставляю в пути, за спиною,
незамечаемые часы — ряд невесомых касаний,
и мечты — пластами породы пустой, по с блеском внутри, нераскрытым,
и беспорядочные клочки стремлений, желаний,
под шагом моим разбитым,
и подвиг, — сожженная полднями пыль моих одиноких скитаний.

Другой — это маленький мальчик, который играет моими
часами, как будто цветными шарами воздушными,
им же надутыми, —
дитя, что играет моими стремленьями тайными,
подвигом распыленным, подвигом, зноем сожженным,
пустыми пластами, куда замурованы пленники, тайные блики блистаний, —
и надежды, мечты невозможные,
все, что я растерял по пути…

В сердце ты скрываешь пламень жгучий,
исподволь палящий,
как на ниве сжатой, долго длящей тайное тепло.
Ты родился на земле, творящей
силу и терпенье; на земле, дарящей
голод тебе в пору засух тяжких,
боль, дабы, ее изведав, стал ты человечней.
И дала она тебе пригубить кисло-сладкой влаги пониманья
и осадок разочарованья — униженья привкус бесконечный…

И дала она тебе надежду. Без иллюзий.
День текущий нас да не обманет.
И счастливый вздох — опорой
дню грядущему, который
не настанет…

Пути разочарований…
Контрасты —
горы, теснины глубокие, потоки ревучие, ключи пересохшие,
пашни, плато, все сметающий ветер, воющий, завывающий,
зазывающий, глубина молчания, белизна прибрежия, черные
разинутые бездны, пики, пустыри, буйные травы…
Драма дождя и солнца
и грусть мотыги, так часто праздной…
Были вначале только земля и море, —
время спустя показалось шествие зеленомысцев — братьев моих.
Были стихии, —
время спустя появились кораблекрушения.
Тьма была вначале, —
время спустя пришел человек, а с ним — трагедия засух.
И вот — ростки надежды, печали, боли
укоренились цепко среди дороги.
Земля! Ты столь желанна — не оттого ли?

Всех оттенков кожа у зеленомысского народа,
и не по всем ли морям он скиталец!
Душа, скрывающая столько непредвиденного, —
по силе боли, тебе на долю выпавшей, ты всех гуманнее.
Свою любовь ты обратила к людям,
как тот цветок пустыни и полудней…
В мельканье вечном зол и себялюбий —
о человек человечный!
Ты Сизиф, без конца начинающий снова,
Сдавленным гневом кипящий сурово и все ж покорный.
Каждый день наступает последний час, каждую терцию,
каждое из накрапывающих мгновений…
Спускался ночи суровый плащ — вечной печали друг постоянный…
Только живое время теперь я слышу.
На темной тропе — только светлых часов я чувствую шаг неустанный.

Тверже ступай, чтобы верность шаги обрели!
По той или этой тропе не ходи, единой стези избранник.
Слушай дыханье прибоя, молчанье земли,
разочарованный странник.
На перекрестке дорог дом ты построил свой,
там, где земля твоя поднялась из ярости первоначальной:
эта отвергнутая земля и стала твоей судьбой,
островитянин печальный.

Бухта с редкими огнями,
скачущими под волнами, —
золотые гибкие угри,
выпрыгнув на бархат черной тени,
в море лунатическом зажгли,
в тихом море, вихри отражений.