Всеволод Емелин - Götterdämmerung - cтихи и баллады

На трибуну вышел обозреватель программы «Взгляд» Владимир Мукусев и стал говорить, что большевики не только угробили Россию, они и крейсер «Аврора» угробили. «Крейсер пропадает, крейсер ржавеет!» — восклицал Мукусев.

— Сев, ты не ощущал тогда привкус некоего абсурда в происходящем?

— Прекрасно ощущал.

И добавляет, помолчав:

— Но все-таки в 93-м году я еще был твердо уверен, что реформам просто мешают. Что есть один путь и во имя него надо терпеть. Хотя жить мне стало совсем плохо. Не по сравнению с советскими временами — а вообще, конкретно. Жил на грани вполне очевидной нищеты. Ел одну картошку, без всего, без соли и масла …

Сначала Емелин устроился сторожем. Потом плотником в церковь Успения Пресвятой Богородицы. Там и работает до сих пор.

— Сев, постой, а когда же началась литература?

Вторую половину 90-х годов Емелин провел плотничая. В свободное от плотницкой работы время посещал редакции старых и новых журналов, старых и новых газет.

Оставив квартиру бывшей жене, жил у матери, покинувшей в 91-м Кремлевские покои, Прямо скажем, мать, железная женщина с железным характером была недовольна сыном и по-прежнему старалась перековать его.

— До 45 лет шел процесс неуклонного моего воспитания. Чем она становилась старше, тем этот процесс, поскольку я жил у нее, принимал все более гомерические формы, — признается Сева.

Лет пять прошло в спорах с матерью и бессмысленному брожению по редакциям. В редакциях выходили люди с «затуманенными восточно-средиземноморскими глазами» (определение Емелина) и говорили: «Да, да, почитаем.»

— …И несли рукопись до первого мусорного ведра… Появились тогда у меня новые настроения: за что я боролся и бегал у них на побегушках, листовки за них клеил, книжки доставал, поручения их выполнял — и где чего? где награды? — здесь Емелин смеется.

Впрочем, уже тогда стихи Емелина ходили по рукам, от поклонниц к поклонникам и далее по кругу. И вот, как водится в сказках, под Новый, 2000-й год, раздался в его квартире звонок: «Здравствуйте, я Виктория Шохина из «Независимой газеты». Мы хотим опубликовать подборку ваших текстов. Они нам очень нравятся».

И опубликовали. Целый разворот. С биографией и фотокарточкой Емелина. Стотысячным тиражом.

Публикация вызвала фурор, «Независимую» завалили письмами и задолбали звонками: кто это? откуда он взялся?

Через неделю из газеты снова позвонили: «Знаете, мы два раза подряд никого не печатаем. тем более поэзию. Но вас хотим».

И дали еще один разворот.

— Это было счастье?

— Да, да. Напился.

— И?

— И ничего не произошло.

— Как не произошло, Сева? Ты же народный поэт, ты известный. У тебя за пять лет вышли четыре книги — когда у девяносто девяти из ста русских поэтов не выходит по десять лет ни одной. Одну из твоих книжек издал Илья Кормильцев, который кроме тебя и Лимонова больше не издавал ни одного поэта. Твои стихи, я в курсе, знают и помнят десятки тысяч подростков в разных концах страны. (За взрослых не отвечаю, — просто реже с ними общаюсь…)

— Я немножко понимаю в поэзии, — отвечает Емелин, — последним известным поэтом был Евгений Евтушенко.

— Хорошо, — меняю я тему, а мама твоя читала стихи сына? Гордилась?

— Знаю, что она прочитала стихотворение про «Белый дом».

(«Пока я там жизнью своей рисковал, / Боролся за правое дело, / Супругу мою обнимал-целовал / Ее зам начальник отдела»).

— Мама сказала, что вообще не понимает, что это за чушь. Я против, говорит, этих капиталистов, захвативших власть — но ты-то вроде там стоял. Значит, стоял неизвестно ради чего? Плюс ко всему о жене написал: это вообще невозможно. Ты потеряешь сына, если он это прочтет.

Сына Сева не потерял, парень отнесся к признаниям отца с юмором. Зато, благодаря поэзии, Емелин нашел жену.

— Вероника, расскажи, как все было, — прошу я ее.

— В декабре 2003-го я была в гостях у певца Александра О'Шеннона, — говорит Вероника, — и он спел новую свою песню на стихи Емелина: «День рожденья Гитлера».

«Я иду за первою / Утренней поллитрою / В Воскресенье Вербное, / В день рожденья Гитлера».

— Все, конечно, пришли в полный восторг. Саша откуда-то извлек книжку Емелина, мы читали ее полночи вслух, плакали …

— «Плакали». Не пизди… — говорит Сева доброжелательно, даже с нежностью.

— Хохотали до слез, — поправляет Вероника, нарезая груши к нашему красному полусладкому.