Саша Соколов: Филорнит

однако смотрите, что получается:
раз имманентны,
я, разумеется, говорю о названных выше свойствах,
раз свойства те мебели имманентны,
а это именно так,
то суть они, в принципе, неизменны и неизбывны,
и ставить их ей на вид, докучать упрёками
верным не полагаю:
подобное умничанье не отвечало бы
интересам здравого смысла

словом, довольно, довольно о мебели,
потому что о мебели сказано совершенно достаточно,
во всяком случае тут,
или здесь,
что, возможно, изысканнее

как тот самый лу лунь,
чьё второе имя было юнь-янь,
начертал бы тому ли отомо табито,
если бы только знал его адрес:
сравни на досуге:
здесь,
тут

и, наверно, добавил бы:
не хворай,
всего тебе самого чудного,
до свидания

здравствуй,
ответил бы тот,
расскажу тебе следующее

однажды летом,
чаёвничая возле дворцовой купальни,
подле плакучих ив,
мы с императором ненароком залюбовались как ими,
так и повадками такумидори,
свивших гнёзда в их дуплах

при этом мы до того прониклись
очарованьем и грустью этих деревьев,
что тоже слегка опечалились, уронили руки
и постепенно склонились к мысли,
что здесь , вероятно, изысканнее,
нежели тут

а потом,
четыре луны спустя,
обнаружив, гуляя по парку,
что ивы наши чуть ли не окончательно облетели
и улетели последние такумидори,
мы, не сговариваясь,
склонились к её продолжению и сказали:
да, да, почему-то изысканнее,
но на сколько,
намного ль

скорее всего, что нет, не намного,
изысканнее, по сути, лишь несколько,
только слегка,
то есть примерно настолько,
насколько тут
отточеннее и утончённей

увидимся ли,
какое суровое море нас разделяет,
прощай же

прощай,
начертал бы в ответ лу лунь,
чьё второе имя было юнь-янь

одним словом,
манера невзрачной общаться с помощью кундалини
не удивляла:
недрёманный интуит,
ты улавливал, что она соблюдает обет безмолвия,
обретаясь при этом
в приюте для малоимущих вдов,
чьи мужья
из чужих не пришли палестин,
из каких-нибудь не возвратились походов

каких-нибудь вроде тех,
думал ты,
что издавна именовались крестовыми,
и, по мненью историков игр человеческих,
были особенно популярны в эпоху высокого преферанса

и думал:
это тогда, в тот завидный отрезок,
всё прошлое без оговорок и целиком
почиталось славным,
а настоящее просветлённым и радостным,
и на пароль: все играют,
вы отзывались взволнованно и не обинуясь:
и все выигрывают

а затем как назло
наступила эра миз е рного подкидного,
презренного,
но, к несчастью, глобального олуха

и тогда достойные, честные игроки огорчились,
познали оторопь и афронт,
а нечестные и дурные обрадовались,
стали жульничать еще пуще,
сделался форменный ералаш,
короли до того поглупели,
что приказали всё низменное возвысить,
а всё высокое низвести

и крестовые те походы разжаловали в трефовые,
объявили несправедливыми,
дали волю шестеркам и прочим фоскам
публично куражиться над ветеранами и над памятью тех,
которые, в принципе, возвратились,
но были изгнаны вон,
потому что — не узнаны

ибо они являлись в ином обличии,
в виде небесных птах,
и влетали в дома их
и всем видом своим и посвистом
извещали, что это они,
что они вернулись,
но жёны
и даже матери им не верили
и уверяли их, глядя искоса:
вы — не те,
те — не птицы,
и восклицали: va via,
кричали: fuera, shoo

и те улетали и больше не возвращались,
и, поминая их,
говорилось, что пали, мол, смертью довольно доблестных,
но достаточно слаботелых,
или, как выразился летописец,
вельми тщедушных

казалось бы, ай да эпитет,
ан нет:
просматривая манускрипт,
венценосный цензор,
коего почитали лучшим стилистом отечества,
сделал на поле помету: стиль
и был столь любезен,
что там же представил свой вариант:
пали смертью изящных