Олег Скользящий - Непредумышленное

Птичьи стаи рассыпались по облакам.
Наступившее время ветров и туманов
Боевыми снарядами спелых каштанов
В спину лету — чтоб сразу и наверняка.
Листьев шелест предсмертный мешает уснуть.
Ночь у дня без борьбы отбивает часы.
И Фемида, что раньше держала Весы,
Скорпионово жало вонзает мне в грудь.
Изменил расписание летний фонтан,
Стал холодным, совсем на себя не похож,
Я по лужам иду, и свихнувшийся дождь
Бьет тяжелый хардкор в перепонки зонта.
Сонный сумрак с утра — губернатор окраин,
И простуда мне колет инъекцию жара.
Нужно выкопать астры, лисички пожарить,
А в такую погоду хороший хозяин…
И не видно сквозь тучи небесную просинь
А ведь вроде вчера — по траве босиком.
Я из лета вернусь, вскипячу молоко
И включу ДДТ, про «Последнюю Осень».

Наверное, мы небожители из отмеченных —
От пожара Вселенной на тучах лежит зола,
И хлопьями пепла кружимся в бесконечности,
А может, мы просто остатки чужого вечера,
И нас кто-то стряхивает крошками со стола.
Мы отправляемся — с рождения и до прохожего,
Из безначалья в последний пустынный путь,
Когда небо просить положено по-хорошему,
Сыплемся вниз соленым холодным крошевом
В глупой надежде обнять хоть кого-нибудь.
Не знаю, кем должны были стать до смерти,
Но если не брать у времени дней взаймы,
Мы стали чужой мечтой о горячем лете,
Подарками к Рождеству в ледяном конверте,
Секундами льдинок в песочных часах зимы.
Нас ветер плетет узлами, свивает в косы,
Как озорной, но добрый земной божок.
Закончим наш путь, когда отойдут морозы,
Когда кончатся к небу истрепанные вопросы,
И когда чей-то мальчик скатает меня в снежок.

Над макушкой небо расколото, как корыто,
И массы туч на нем тяжелее тонны.
Его зрачки так широко раскрыты,
Словно в глаза закапали белладонну,
Он расчетлив, упрям и смел, как другие Овны,
И ты у него, как змея, на груди пригрета,
Он кисло-сладкий колючий лесной крыжовник,
За щекой леденцами прячет осколки лета.
Все инъекции против него — плацебо,
Музы пели, что он герой, а молва чернила…
Его глаза отражают ночное небо,
Впитывают темно-кобальтовые чернила.
Шестеренки мелют века на простые числа.
Ты мечтаешь ему присниться, неслышно, робко,
А он машинально зипует архивы мыслей
И выращивает стихи в черепной коробке.
Монетки звенят мотивами Тарантино.
С ним смеется всегда легко, говорится гладко,
Его любовь на пожизненном карантине,
Чтобы понять его, пришлось поменять раскладку.
У него затяжной роман с несчастливой кодой,
Тебе бы лето, он ставит на лед и зиму.
Он — твоя доза страшной живой свободы.
Твой личный аналог общей анестезии.
Он тебя поёт, ты его по ночам неволишь,
Он тебя заражает своей бесшабашной форой,
И времени на поцелуй у тебя всего лишь —
Промежуток между красками светофора.
У его купидонов — пули, и бьют навылет.
Но как только хватаешь за хвост эту злую долю —
Он рассыпается облачком мокрой пыли,
Щемящим, терпким запахом канифоли.
Тебе бы его кричать, а не птицей биться,
Тебе бы с его щеки слизнуть сок черешни…
Но когда ему в прошлый раз повезло влюбиться,
То живущие позавидовали умершим.
Ты больна им. Все в черно-розовом колорите.
Непохоже ведь, что тебя так жестоко сглазили.
Зарывайся лицом в его теплый колючий свитер.
И не бойся. Любовь будет быстрой… как эвтаназия.

На просторных палубах кораблей
Под нестройный гогот моих зверей,
Дайте рому и песню повеселей —
И укутаться на ночь в пиратский флаг.
Или просто — дорогу и низкий старт.
Или лучше — погоню, считай до ста!
И не смей твердить мне, что жизнь пуста —
Мои звери не жалуют бедолаг.
Ведь сегодня свет неприлично бел,
И black metal — грохотом децибел,
И бессмысленно хаять земной удел —
Если лапы целы — черти маршрут.
Но в дыму квартирника в шесть утра,
Когда вокруг неземной бардак,
На диване спит твой вчерашний враг…
Звери воют до слез, как же круто тут!
Ядерным летом сердечный зной…
Пусть всех вас накроет взрывной весной!
Вы мне простите, я сам не свой.
Гороскопам не верю, не вижу сны.
Зато верю себе и живу сейчас
Под сто шестьдесят километров в час.
Мне надо не лекаря — палача!
Я ему одну жизнь задолжал с весны.
Проходите, не бойтесь моих афер,
Не ругайтесь вслух, открывая дверь,
Попадая в гнездовье моих химер —
Серпентарий под надцатым слоем кожи.
Друзья, я вами до корок выжат.
Вы снова ржете, а я обижен!
Господи, как я вас ненавижу!
Ненавижу за то, что люблю до дрожи!
С вами так легко тихо ехать крышей,
Так легко орать на мотив Nightwhish'а,
Наслаждаясь ночью такой бесстыжей —
И не слышать в спину чужие бредни.
С вами так легко быть от жизни пьяным,
Быть безумным, спятившим или странным,
Но у вас в головах свои тараканы —
У меня же в черепе — заповедник.
Как легко дышать в эту хмарь ночную.
Вы бы знали, как я вас всех ревную
К теплому солнцу в хвосте июня!
А вы со мной носитесь, как с ребенком…
Но вам со мной не идти и близко,
Ведь эту пиратскую версию жизни
Я уже грохнул с земного диска,
И теперь вот юзаю лицензионку.