Ричард Бротиган: 30 июня, 30 июня

Если охота поехать в Исландию
и с кем-нибудь там познакомиться,
берите с собой сломанные ходики.
Люди слетятся, как мухи.

Рыба взлетает ранним летним вечером
над рекой Нагага в Гифу. Я опять в Токио.
Никогда мне не ловить рыбу в Нагаге. Рыбе
взлетать там вечно, но речка Йеллоустоун
к югу от Ливенгстона, Монтана, это совсем другая
история.

Один в толпе незнакомцев
я пою словно в центре
божественного хора

- язык мой медовое облако –

Иногда я думаю, что я псих.

Молодая японская кассирша,
которая меня не любит
почему-то, хотя
я ничего ей не сделал, кроме того, что я есть,
стучит на калькуляторе, складывая цифры в чеках,
со скоростью близкой к световой –

цокцокцокцокцокцокцокцокцокцокцокцок
она складывает свою нелюбовь
ко мне.

Пять стихотворений,
записанных сегодня утром
в блокнот,
лежат в кармане,
вместе с паспортом. Это
одно и то же.

Усыпальница Мейджи закрыта.
Мы пробрались туда за час до рассвета.
Мы были пьяны, словно комедианты,
что забираются на каменную стену и падают вниз.
За нами смешно наблюдать.
К счастью, полиция нас не нашла,
а то бы выгнала.
Там было очень красиво, и мы бродили
среди деревьев и кустов, пока не рассвело.
Нам было очень весело, потом
мы лежали, растянувшись, на лужайке,
и мягкие зеленые травы нежно
касались наших тел.
Я положил руку ей на грудь и стал целовать.
Она отвечала на поцелуи, и в этом была вся
любовь. На рассвете в усыпальнице Мейджи
мы не двинулись дальше, ну и отлично, ведь
император Мейджи
и его супруга императрица Шёкен
были где-то рядом.

Я проснулся после полудня один,
наша любовь не привела нас в постель
и это к лучшему, решил я.

Рядом с кроватью стояли мои башмаки, покрытые
грязью Мейджи. Я посмотрел на них, и мне стало хорошо.
Забавно, насколько вид засохшей грязи может изменить
человеку настроение.

Начинаю всего одно слово

начинать v.i. я затеваю или берусь
за какое-то действие, etc; приступаю

чтобы закончить.

Иногда я достаю паспорт,
смотрю на свою фотографию
(так себе, вообще-то)

лишь бы увидеть, что существую

Мне осталось быть в Японии шестнадцать дней.
29-го я полечу назад над Тихим океаном.
Через пять дней после этого я буду сидеть
в Монтане на трибуне деревенской
ярмарки,

смотреть Ливингстонское Родео
в честь Четвертого июля,
и болеть за ковбоев,

без Японии.

Самое
худшее в отелях – тонкие
стены. Эта зараза ничем
не лечится. Сегодня после обеда
я решил немного поспать, но тут в
соседнем номере надумали трахаться
до выебания мозгов.
Кровать у них грохотала, будто старый аэроплан,
когда его прогревают перед взлетом.
Я лежал всего в нескольких футах, пытаясь
уснуть, пока их кровать выруливала на
полосу.

Орсон Уэллс рекламирует виски по
японскому телевиденью. Очень странно смотреть
здесь, в Токио, как он уговаривает японцев
покупать виски «Дж & Дж Никка».

Я всегда смотрю на него с обожанием.
Ночью мне приснилось, будто я снимаю одну такую
рекламу. В этом ролике было шесть черных
коней.

Коней расставили так, что глядя
на них и на Орсона Уилсона, люди должны
выскакивать из домов и бежать в магазины
за виски «Дж & Дж Никка».