Елена Катишонок: Порядок слов

Сами подумайте:
Разве я царь?
Нет у меня золотого крыльца.
Я не царевич —
Отец мой не царь;
Нет у меня никакого отца.
Я не сапожник —
Нет дратвы и кожи;
Я не портной —
Нет иглы ни одной.
Я непременно бы кем-нибудь стал,
Если бы только не опоздал.
Я б обязательно что-то нашёл,
Но – опоздал.
А когда я пришёл,
На золотом крыльце сидели:
Царь, царевич,
Король, королевич,
Сапожник, портной…
Я стал – «ктотакой».

В собор проникнуть перед тем,
Погладить пыльный бок органа
И в тишине и темноте
Нажать на клавиш vox humana .

Может быть, последняя отрада,
От болезни тайный талисман,
В жарких пальцах – нежная прохлада:
Шоколадный, лаковый каштан.

Не укради, не пожелай,
Не лги, не мудрствуй лукаво;
О славе бренной не мечтай —
Благослови чужую славу.
Не любодействуй, не жалей
О никогда не возвратимом,
Вина лукавого не пей…
Не сделай больно нелюбимым.

Время отдельных спален, время потухших окон.
В спячку пока не впали, но с облегчённым
вздохом – человеки в футляре – прячемся
в тёплый кокон наших отдельных спален и
назывных предложений. Мы говорим: устали,
а думаем: неужели шаг не вернется лёгкий? Кофе
не сладок горький? Кисти вспухнут суставами,
воспалёнными, старыми?.. Вот и найдено слово;
значит, уже не страшно, хоть и глядят сурово
лица господ присяжных. Отдохните, присяжные-
пристяжные-сутяжные, и отправляйтесь с Богом.
Друг за дружкою, боком – и по домам, по коконам:
время отдельных спален, время потухших окон.
Господи, как мы устали…

Почему
Примат с приматом
Говорит отборным матом?
Потому что лишь примат
Отзывается на мат.

Почему,
Говоря с идиотом,
Исходишь шахтёрским потом,
А беседуют два идиота —
Ни капли не пролито пота?!

Почему,
Оставляя отечество,
Остаёмся мы жить без отчества?
Безотцовщиной Имя мечется,
И прильнуть ему к Отчеству хочется…

Почему
От мечтаний и чаяний
Выпадает в осадок отчаянье?

Не пойму никак,
Хоть убей меня,
Не осилить моим мозгам:
Почему это —
Время от времени,
А вот деньги —
Всегда к деньгам?!

Время слова уносит,
Как ветер уносит листья.
Цыбик чаю не спросят
Те, чьи забыты лица.
Не в магазине – в «лавке»
Чай они покупали;
Сгинули в жизненной давке,
Жили-были… пропали.

Всё покрыто
Слоем быта,
Слоем пыли;
Жили-были
Здесь какие-то слепые:
Всё метафоры копили,
Чудеса из слов лепили,
Что слепили – то разбили…
Погребли под слоем пыли.

Человек отмирает задолго до дня своей смерти:
отмирает от долга, от любви и от писем в
конверте, что годами хранил он в коробке
цветной от печенья. Отмирает от книг, от вина
и еды, от общенья с теми, как их… друзьями.
Он их телефон набирает, говорит и смеётся,
но знает, что сам отмирает, отмирает от
мира сего – от всего – до сегодня.. Остаётся
ему одиночество – старая сводня между
миром – и «от», отмиранием и умираньем,
и само умирание больше не кажется ранним:
календарь перелистан; без вещей на уход —
вам пора. Так задолго до смерти своей человек
отмира…

Как в театре кабуки, под колёс перестуки
тень догоняет тень. Ночь убегает. День ей
наступает на пятки. Тени играют в прятки,
пялится сонный фонарь. Улица, ночь, аптека
из погребённого века ночью купе тревожат.
Улицы нет; похоже, просто чужой вокзал.
Помнишь, кто-то сказал, что время Анны
Карениной часами вокзала отмерено? Все мы
немножко Анны… Но согласись, что странно
здесь, в глубине Богемии, думать об Анне
Карениной?.. Тень качается мерно. Поговорим
о времени? Я ведь с мятежной Анной тоже
встречусь, но рано мне туда торопиться. Мы
встретимся под каштаном – иль что там
растет у Стикса? Кипарисы? Оливы? Бравые
лавры вряд ли. Ты опиши обряд мне: что
и в каком порядке. Главпочтамт, до востре…
Знаешь, куда острей чувствуешь боль утраты,
если не знать, когда ты ступишь под тень
каштана – осенью или в мае. Только не пей из
Стикса (лучше уж – из копытца):
если тебя не узнаю, поздно будет молиться.
Встретимся под каштаном – чокнемся той
водой. Не удивляйся, что рано я стала совсем
седой. Тени плывут все медленней, вот сын
свою мать узнал; а света там не бывает…
Утро. Купе. Вокзал.