Евгений Долматовский - Товарищ мой

А вражьи роты уже в предместьях
Ползли, как змеи.
О чем, товарищ, коль не о мести,
Я думать смею?

У нас с тобою, правда, не квартира —
Студенческая комната была.
Стоял диван. Висела карта мира,
В углу, в коляске, девочка спала.
Мы говорили: «Скоро переедем
На новые просторные места,
А эту площадь отдадим соседям», —
Смешная довоенная мечта!..
...Вокруг углы ощерились, как волки,
И обвалилась лестница в огне.
Фарфоровые слоники на полке
Остались на единственной стене.
Но комната — она цела покуда.
Стальными балками завален вход.
Немецкий автоматчик бьет оттуда —
Стрельнет, затихнет и опять стрельнет.
Он воду пьет из Галенькиной кружки
И, разорвавши карту на куски,
Себе под локти подложил подушки,
Где сохранился след твоей щеки.
Напротив есть оконце слуховое,
Его еще не тронула беда.
Не замечая грохота и воя,
По рваным крышам я ползу туда.
Уж целый час наш поединок длится,
Пришелец все сидит в моем дому.
Не день, быть может, — год придется биться,
Но комнаты я не отдам ему!

Взошла рассветная звезда,
И время к утру ближе.
Увижу или никогда
Я солнца не увижу?

Прохлада трогает лицо,
Звезда над нами вьется,
Как парашютное кольцо
Вытягивая солнце.

Как вытянет — начнется бой,
Кипенье дикой силы...
Пожалуй, братец, нам с тобой
Уже не встать с носилок.

А все же наша жизнь была,
Скажу я перед гробом,
Частицей раннего тепла,
А не ночным ознобом.

Отбросив наступленье тьмы,
Испытанны бедою,
Еще не солнцем были мы,
Но утренней звездою.

Дом а , где хорошо жилось
Простым и мирным людям,
Огнем пробитые насквозь,
Быть может, мы забудем.
Мы видели их столько раз,
Что уж теперь, пожалуй,
К несчастью пригляделся глаз,
Привычной стала жалость.
Но тот семиэтажный дом,
С фасадом, в прах разбитым,
Скорей был только чертежом,
Гнездом, пока не свитым:
Еще не вставлено стекло,
Еще карниз без лепки,
Но бомбой стену рассекло,
Леса разбило в щепки.
Он подрастал, как в сказке, тут,
Средь сереньких хибарок,
И скоро был бы кончен труд —
К октябрьским дням в подарок.
Мы любовались каждый день
Его убранством стройным.
Ужель теперь он — лишь мишень
Орудьям дальнобойным?
Я каменщиком раньше был,
Теперь я — только воин,
Но не забыл я, не забыл,
Что дом мой недостроен.

Опять о далеком, о том,
Полночные наши беседы,
Как будет нам житься потом,
Когда мы добьемся победы.

Закроются раны невзгод,
Остынет металл раскаленный,
А поле травой порастет —
Быльем да былинкой зеленой.

Уйдет затемнения тьма,
Увидим — наш город разрушен,
Руинами стали дома,
Но сделались крепкими души.

Пусть я не увижу, но ты
Увидишь (быть может, не скоро),
Начало былой чистоты
И будущего простора.

...Угрюмый мой друг говорит
О самом далеком и близком,
А рядом в шинели танкистской
Любимая молча сидит.

Она, как обычно, грустна,
Ей кажется, злой и усталой, —
Что в жизни осталась война,
А все остальное пропало...

Неправда. Ты в мире найдешь
Не только потери и беды.
Ты выжить должна. Ты вдохнешь
Серебряный воздух победы.

И, может, тогда, в тишине,
Святая наступит минута...
Пускай это счастье — не мне,
Но все-таки будет кому-то.

Осада, осада, осада,
Ворчание дальних громов,
Пыланье осеннего сада
Среди обгоревших домов.

Здесь раньше гуляли и пели,
Здесь девочкой бегала ты.
Под кленами вырыты щели,
На клумбах прибиты цветы.

Снаряды проносятся с воем.
Осколками мины прошит,
Из белого мрамора воин
На главной аллее стоит.

В шинели задымленной рядом,
Угрюмый, усталый, живой,
Не кланяясь злобным снарядам,
С винтовкой стоит часовой.

Прощай, моя радость,
И плакать не надо.
На улице рядом
Нас ждет баррикада.

Впиваются пули
В угрюмый булыжник,
В комоды и стулья
Из домиков ближних.

На улице этой,
Я помню, жила ты,
И ветры рассвета
Здесь были крылаты.