Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века

Природа-врач! Пусти мне кровь души!
Лишь брось на свой треножник, и послушно
Пусть хлынут из груди стихи. Мне душно…
От стихотворства сердце разреши!
Дай только тему, тему! Дай мне роздых.
Мечта моя, ты видишься сквозь мрак.
Но где призывный знак,
Чтоб выбежал я на морозный воздух?

Любовь моя! Ты — нежная обитель
Надежд, печалей, страхов и отрад.
Сейчас, во мгле ночной, как небожитель,
Ты светишь — отгадал я без ошибки! —
Волшебной красотой своей улыбки,
Чей блеск мой бедный, жадный, рабский взгляд
Впивает в изумленье
И в сладостном томленье.

Мой пир! Тебя глазами ест обжора.
Луны моей серебряной смущенье
Кто смеет вызывать бесстыдством взора?
Пусть говорит в нем страсть,
Руки своей не позволяй украсть!
И пульса учащенного биенье
Оставь мне, сжалься! Даже невзначай
Ты сердца от меня не отвращай.

Хоть музыка звучит, и сладострастных
Видений сонм колышет воздух жаркий,
Ты бойся танца завитков опасных,
Вдыхая этот хмель,
Воздержанная лилия, апрель
Улыбчивый, холодный, яркий.
Дай господи, чтоб не осталось втуне
Мое мечтанье о тепле июня!

— Неправда! — скажешь, Фанни? К белоснежной
Груди ты руку мягкую прижми,
И, сердца звук услышав безмятежный,
Признайся: верность женская мужчине —
Перо, что плавает в морской пучине!
Давным-давно известно меж людьми:
Изменчива подруга,
Как одуванчик луга.

Сознанье это — горше всяких бед
Тому, кто одержим любовью, Фанни,
Как я, чье сердце за тобою вслед
Стремится, здравый смысл отринув
И свой постылый дом покинув.
С нас требует любовь жестокой дани.
Мой ангел! Снизойдя к такой плачевности,
Спаси, убереги меня от ревности!

О, если ценишь пыл души смиренной, —
Не блеск минутный оболочки внешней, —
Пускай любви моей престол священный
Никто не осквернит, и хлеб святой
Да не преломит грубою рукой,
И не сомнет цветок мой вешний.
А если нет — я навсегда закрою
Глаза, предавшись вечному покою.

Чему смеялся я сейчас во сне?
Ни знаменьем небес, ни адской речью
Никто в тиши не отозвался мне…
Тогда спросил я сердце человечье:

Ты, бьющееся, мой вопрос услышь, —
Чему смеялся я? В ответ — ни звука.
Тьма, тьма кругом. И бесконечна мука.
Молчат и бог и ад. И ты молчишь.

Чему смеялся я? Познал ли ночью
Своей короткой жизни благодать?
Но я давно готов ее отдать.
Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.

Сильны любовь и слава смертных дней,
И красота сильна. Но смерть сильней.

О, если б вечным быть, как ты, Звезда!
Но не сиять в величье одиноком,
Над бездной ночи бодрствуя всегда,
На Землю глядя равнодушным оком —

Вершат ли воды свой святой обряд,
Брегам людским даруя очищенье,
Иль надевают зимний свой наряд
Гора и дол в земном круговращенье, —

Я неизменным, вечным быть хочу,
Чтобы ловить любимых губ дыханье,
Щекой прижаться к милому плечу,
Прекрасной груди видеть колыханье

И в тишине, забыв покой для нег,
Жить без конца — или уснуть навек.

Как взмыл Гермес, почуяв легкость в теле,
Лишь только Аргус [521] Аргус — в древнегреческой мифологии — многоглазый великан, которого Гера приставила стеречь Ио, превращенную в корову. Гермес усыпил Аргуса и убил его, освободив Ио. Гера поместила глаза Аргуса на хвосте павлина. , сломлен, опочил,
Так мой бродяжий дух игрой свирели
Околдовал, измучил, приручил
Вселенную — стоокого дракона —
И бросился, пока громада спит,
Не к чистой Иде [522] Ида — гора на Крите; согласно некоторым мифам, место рождения Зевса (Кронида, то есть сына Кроноса). в белизне бездонной,
Не к роще, где в тоске бродил Кронид, —
К второму кругу горестного ада, [523] К второму кругу горестного ада… — Во втором круге ада (Данте, «Божественная комедия», песнь 5) Данте и Вергилий встречают тени Паоло и Франчески да Рпмини, неразлучные даже в аду.
Где скорченных любовников несет
Крутящий смерч, сечет лавина града
И хлещет дождь. Как горек этот рот,
Ко мне прильнувший, как прекрасно тело,
С которым плоть моя сквозь мрак летела.