Если все-таки
Будет неловко
И неладно
В солдатской груди,
Ты тогда поднимись
И винтовку
По врагу разряди,
Разряди!
Табака при себе
Не имея,
Ты, смотри.
Не закуривай с ним…
Не всегда я
Такое умею,
Не всегда я
Бываю таким!
Забывая пароль
И уставы,
Непременные в деле таком,
Я нередко
У самой заставы
Толковал и курил
С земляком.
Вы дурную чувствительность эту
Не усваивайте,
Друзья!
То, что можно, пожалуй,
Поэту,
То бойцу
Ни в какую нельзя…
Отгремят,
Успокоятся бури,
Отдымит
И рассеется чад, —
Вот тогда
И споем,
И покурим,
И обнимем знакомых девчат.
1933
Паровоз
вагоны
тянет,
Пар
пускает
под откос,
Крутит
длинными
локтями
У железных
у колес.
Паровоз
колеса
гонит,
Пролетает,
как снаряд…
Только слышно,
как вагоны
По-японски
говорят…
То ли в окна,
то ли в двери
Ветер глянул…
и назад:
И глазам
своим
не верит —
Столько
в поезде
солдат?!
Глянул ветер…
и не верит…
И торопится
к своим,
И летит,
летит
на север
К приамурским
часовым.
Через пущи
через чащи.
Через мелкие
кусты
Мчится он…
и по-кошачьи
Выгибаются
мосты.
Он несется
росомахой
По сугробам
снеговым
И кидается
с размаху
На тулупы
к часовым!
Часовой
снимает чайник,
Улыбается
в ответ:
«Зря волнуетесь,
начальник,
Всё в порядке…
пьяных нет».
Мы не станем
драться
сами,
Но Союз
вполне готов…
Нам известно
расписанье
Всех
японских
поездов!
1933
…Плыл туман,
за ледяной горою,
И земля осталась
в стороне.
Но лицом
доподлинных
героев
Обернулись
путники
к стране.
В южный зной
и в северную
вьюгу,
Вековую
тьму
растеребя,
Так вот выглядят
на Севере,
на Юге
Подлинные
дети
Октября!
17 июня 1934
По Кузнецкой улице
Ехал поп на курице…
Едет батюшка пешком,
Тарантас накрыт мешком —
А навстречу аккурат
Подымается отряд.
Дескать, батя, что везешь?
Дескать, стой, владыко!
Дескать, ми-и-и ленькие, ро-о-о-жь.
Дескать, батя… а не врешь?
Дескать, покажи-ка.
Заглянули в тарантас.
Увидали… вот так раз!
В девятнадцатом году…
Ну и батя, ловко! —
В огороде, во саду
Родилась винтовка?!
Знаменитый урожай .
«Ну-ка, батя… подъезжай».
У попа в глазах черно.
«Господи Исусе…»
(Трехлинейное зерно
Не в поповском вкусе!)
Комиссар протер очки.
«Что же, благочинный,
Угадали мужички
Волка под овчиной?»
Да как взглянет на лицо,
Да как скинет ружьецо!
«На заборе про актрис
Интересно пишут…
Ну-ка, батя… становись.
Почитай афиши!..»
По Кузнецкой улице
Поп лежит на улице.
А на гору аккурат
Подымается отряд.
Октябрь 1934
Мальчишку шлепнули в Иркутске.
Ему семнадцать лет всего.
Как жемчуга на чистом блюдце,
Блестели зубы
У него.
Над ним неделю измывался
Японский офицер в тюрьме,
А он всё время улыбался:
Мол, ничего «не понимэ».
К нему водили мать из дому.
Водили раз,
Водили пять.
А он: «Мы вовсе незнакомы!..»
И улыбается опять.
Ему японская «микада»
Грозит, кричит: «Признайся сам!..»
И били мальчика прикладом
По знаменитым жемчугам.
Но комсомольцы
На допросе
Не трусят
И не говорят!
Недаром красный орден носят
Они пятнадцать лет подряд.
…Когда смолкает город сонный
И на дела выходит вор,
В одной рубашке и в кальсонах
Его ввели в тюремный двор.
Но коммунисты На расстреле
Не опускают в землю глаз!
Недаром люди песни пели
И детям говорят про нас.
И он погиб, судьбу приемля.
Как подобает молодым:
Лицом вперед,
Обнявши землю,
Которой мы не отдадим!
1934
Мама в комнате не спит.
Папа в комнате сопит.
И у мамы
И у папы
Недовольный явно вид.
Читать дальше