Пиво и горошек
В ресторане «Крит»!
Господин хороший
Что-то говорит.
«Сорок первый номер…
Только поскорей…
В этом самом доме —
Комиссар еврей…»
Застучит калитка…
Через пять минут
На смерть и на пытку
Парня проведут.
Проведут за город
По дороге той,
По которой скоро
Мы придем домой!
…На углу Поплавской
Я сойду с коня.
«Будь, братишка, ласков,
Подожди меня».
Пиво и горошек
В ресторане «Крит»…
Господин хороший
За столом сидит.
«Сорок первый номер…
Ну-ка, господин,
В этом самом доме
Кто живет один?»
Посинеют жилы
У него на лбу.
«Раньше двое жили,
Да один… в гробу!»
…Три минуты время
И от силы — пять;
Подтяну я стремя,
Сяду я опять.
Пиво и горошек
Прямо — на полу…
Господин хороший
Прикорнул к столу!
Март 1935
81. НУ, ПОГЛАДЬ ПО ГОЛОВЕ
Ну, погладь по голове,
Намекни еще о счастье.
Это в городе Москве
Наблюдается всё чаще.
Пусть замрет рука в руке…
Посмотри, моя родная:
Протекают по реке
Разноцветные трамваи.
По бортам — вода каймой,
Винт работает всё чаще,
И клокочет под кормой
Молодое наше счастье!
Скоро
Гладкой, как слюда,
Станет кипень волновая.
Не останется следа
От любви
И от трамвая.
Этой ласковой рукой
Будет найдена — другая…
Но об этом пусть другой
И напишет, дорогая!
Май 1935
Пью за здравие Мери…
А. Пушкин
Над страной стою с бокалом
И прошу друзей помочь.
Пью за море!
Пью за скалы,
Подпирающие ночь!
За улыбки пью прохожих,
Близких сердцу моему.
Пью за девушек хороших,
Отдыхающих в Крыму!
Пусть почаще уезжают
Наши девушки на юг;
За успехи урожаев,
Расширяющих их круг!
Пью за нас,
За наше время,
За созвездие Тельца…
И за звезды, что на шлеме
У советского бойца!
За черешни Украины,
За республику в цвету!
И за ласковое имя,
То есть именно за ту,
Для которой почтой спешной
Отсылаем письма мы.
И цветут в садах черешни
Всех республик,
Всех семи!
Пусть над ней струится время
Юной свежестью своей
И кипит благословенье
Украинских тополей!..
Июнь 1935
Ничего не пощадили —
Ни хорошее, ни хлам.
Всё, что было, разделили,
Разломали пополам.
Отдал книги,
Отдал полки…
Не оставил ничего!
Даже мелкие осколки
Отдал сердца своего.
Всё взяла.
Любую малость —
Серебро взяла и жесть.
А от сердца… отказалась.
Говорит — другое есть.
Июль 1935
Вот березы столетнего роста
Вечереют и пахнут свежо.
Я срезаю полоску бересты
И свиваю певучий рожок.
Я за таволгой спрячусь. И ветер
Я вдохну. И рожок запоет.
Так изюбрь меня не заметит
И на выстрел ко мне подойдет.
Так мы бродим нетронутым лесом.
Где-то звездочка светит едва,
Только небо лиловым навесом
Опускается на дерева.
Где дорога прямая, — спросить бы.
Под ногами валежник сухой,
Мы к заре доберемся до сидьбы,
Отогреемся свежей ухой.
И маньчжуркой набитые трубки
На просторе опять задымят…
На березах сухие зарубки
Нам о старых путях говорят.
Может, здесь партизаны ходили
По звериному следу врага,
Может, тихие песни водили,
И хранила те песни тайга.
И она сохранила на годы,
Но молчанье ее — до поры.
И к деревьям отменной породы
Лесорубы несут топоры.
Ничего, что в далекую просинь
От двустволки умчится зверье…
Золотая приморская осень —
Неподкупное счастье мое.
Сентябрь 1935
Не пал и по оробелым
Птицам. Порох пожалей…
Пусть гуляет пара белых
Приозерных голубей.
Над водой склонилась ива,
Будто шепчет в тишине.
Мы прибавим шагу, ибо
На привале грустно мне.
Видишь, створы издалёка
Засветили, и уже
Затихает птичий клекот
На последнем рубеже.
Мы стоим во всеоружье,
За прибоем спит страна!
И на тыщи верст в окружье
Нерушимая
она.
Читать дальше