Евгений Евтушенко - Окно выходит в белые деревья...

Не всякая сжатость бесценна.
Рифмованный жмых жесткотел,
и чье-то квадратное сено,
будь лошадью — я бы не ел.

Мне нравится сено охапками,
с еще не просохшей росой,
с брусникой, с грибными шляпками,
подрезанными косой.

Все нежности с формой — телячьи,
эпоху бы в ритм ввалить,
ее разодрать, как тельняшку
отчаянно рвет инвалид!

Вместить ли чепцу и салопу
с другим старомодным тряпьем
божественную растрепу,
которую жизнью зовем?

Ремесленный вкус — не искусство.
Великий читатель поймет
и прелесть отсутствия вкуса,
и великолепье длиннот.

Нет событий важнее людей.
Каждый — это событие.
Если ты хоть немножечко Пушкин,
любая дыра — Петербург.
Быть поэтом: не самораскрытие,
а — самовскрытие,
и поэт —
это самохирург.
Переломы эпохи,
они и мои переломы.
Кровь эпохи — моя,
гной эпохи — мой гной.
Защитят
по болезням двадцатого века дипломы,
изучив мое тело,
прижизненно вскрытое мной.
Интересное зрелище
будет вам всем обеспечено.
Станет ясно, что дело имеете вы
с припозднившимся мертвецом.
Это вскрытье покажет
все финки и шпильки,
застрявшие в печени,
и плевки,
на лету становящиеся свинцом.
Не хочу я
презренного счастья притворщиков —
скромности.
Я,
хотя бы как пыточный экспонат,
не могу быть забыт.
Вместе с телом моим
преступления столькие вскроются,
и узнаете вы,
сколько раз я собою и вами убит.

Дай Бог, слепцам глаза вернуть
и спины выпрямить горбатым.
Дай Бог, быть Богом хоть чуть-чуть,
но быть нельзя чуть-чуть распятым.

Дай Бог, не вляпаться во власть
и не геройствовать подложно,
и быть богатым — но не красть,
конечно, если так возможно.

Дай Бог, быть тертым калачом,
не сожранным ничьею шайкой,
ни жертвой быть, ни палачом,
ни барином, ни попрошайкой.

Дай Бог, поменьше рваных ран,
когда идет большая драка.
Дай Бог, побольше разных стран,
не потеряв своей, однако.

Дай Бог, чтобы твоя страна
тебя не пнула сапожищем.
Дай Бог, чтобы твоя жена
тебя любила даже нищим.

Дай Бог, лжецам замкнуть уста,
глас Божий слыша в детском крике.
Дай Бог, живым узреть Христа,
пусть не в мужском, так в женском лике.

Не крест — бескрестье мы несем,
а как сгибаемся убого.
Чтоб не извериться во всем,
Дай Бог, ну хоть немного Бога!

Дай Бог, всего, всего, всего,
и сразу всем — чтоб не обидно…
Дай Бог, всего, но лишь того,
за что потом не станет стыдно.

Смертельна половинчатость порывов.
Когда, узду от ужаса грызя,
мы прядаем, все в мыле, у обрывов,
то полуперепрыгнуть их нельзя.

Тот слеп, кто пропасть лишь полуувидел.
Не полупяться, в трех соснах кружа,
полумятежник, полуподавитель
рожденного тобою мятежа.

При каждой полумере полугодной
полународ остатний полурад.
Кто полусытый — тот полуголодный,
полусвободный — это полураб.

Полубоимся, полубезобразим.
Немножко тот, а все же полутот —
партийный слабовольный Стенька Разин
полуидет на полуэшафот.

Определенность фронда потеряла.
Нельзя, шпажонкой попусту коля,
быть и полугвардейцем кардинала,
и полумушкетером короля.

Неужто полу-Родина возможна
и полусовесть может быть в чести?
Свобода половинная — острожна,
и Родину нельзя полуспасти.

Что попрошу я у людей
прекрасных или не прекрасных:
не надо больше нам вождей.
Есть вождь у нас, да только распят.

И, вызывая чей-то смех,
каким смеяться не пристало,
еще я попрошу у всех:
не надо, чтоб меня не стало.

Я потихонечку молюсь,
заблудший, обо всех заблудших,
а сам растаять так боюсь,
как в свете дня рассветный лучик.

Вцепляясь в свежую траву,
шепчу с надеждой всем и всюду:
я просто не переживу того,
что я живым не буду.

И не прошу я ничего —
ни орденов, ни пьедестала,
за исключеньем одного —
не надо, чтоб меня не стало.