По небу белогривые несутся табуны —
Знамена белопенные оконченной войны…
На озеро, на западе, в мозаичной дали, —
Трепещущие, плещущие входят корабли…
Осока низко стелется вдоль топких берегов —
Застенчивая девица снимает свой покров,
Встает завороженная и медленно плывет —
Вся в розовом, вся в золоте, огнем зари зовет.
А из лесу, а по степи, по травам и цветам —
Летают звоны тихие, щебечет птичий гам.
На листьях и на венчиках огнем зари блестят
Каменья самоцветные упавшего дождя.
В них — озеро, осока в них, в них — синь небесных круч,
В них серебро червленое у шедших черных туч,
В них — ярко отраженные, в мозаичной дали —
Спокойные и стройные сверкают корабли
И в золоте, и в розовом — цветные паруса…
«Любимая, любимая, смотри: прошла гроза!..»
По небу белогривые несутся табуны,
Знамена белопенные оконченной войны.
Мы Радостью повенчаны — не Горем,
Наш путь — к огням.
И на тропе пред бесконечным морем —
Расстаться ль нам?
Пред пропастью, пред горем ли, пред мукой —
Немы пути.
Мы скреплены, мы связаны друг с другом —
Нам не уйти.
Безмолвные — пред небом и пред морем, —
Стоим в тоске.
И злобствуем, и плачем мы, и спорим —
Рука к руке.
И радостью сияет бесконечной
Грядущий Свет.
Окончен путь, чтоб стать отныне — вечным:
Возврата нет.
Мы Радостью повенчаны — не Горем,
Наш путь — к огням,
И на тропе пред бесконечным морем —
Расстаться ль нам?
А было б, должно быть, проще
По крышам гонять голубей
И бегать босым по роще,
Где травы цветов голубей.
Иль в черной и душной хате,
Где мухи съедают живьем,
Лезть в сумерки на полати
И спать, укрываясь тряпьем.
Играть в орлянку весною
И семечки лихо щелкать…
И жизнь была бы иною,
И нечего было б искать…
Лишь став большим человеком
(Примерно в одиннадцать лет),
Скакать бы на старом пегом
На пашню, где варят обед.
И ждать, когда бабы ложку
Дадут, обтерев о траву,
И есть из котла картошку,
И слушать, как дети ревут.
И верить, что в аде черти
Живут под землею внизу.
И жить самому — до смерти —
В прекрасном дремучем лесу!
Проводников в туманном мире нет:
Тропу Судьбы нащупывает посох —
Слепорожденные с обрывистых утесов
Другим слепым прокладывают след…
И караваном стелется поток
Живых людей — от грани и до грани.
И в беспрерывности догадок и исканий
Многовековый движется песок.
И ввысь растут громады новых гор,
И засыпаются следы тысячелетий,
И вновь рожденные, и старики, и дети,
На дюнах жизненных рисуют свой узор.
Другим, слепым, — прокладывают след.
Другим, немым, — слагают песнопенья…
Проводников в туманном мире нет —
Есть: предначертанность и предопределенье.
Одиноки, немы и дики
Между скал на глухом плоскогорье —
Разноцветные мглистые мхи
Растянулись, как пестрое море…
Под защитой лиловых громад.
Выступающих ввысь островами,
Ярко-красные ткани лежат,
Убраны голубыми цветами.
А над ними бегут облака,
А под ними гудят коридоры,
А меж ними клокочет река,
Размывая скалистые горы…
Одиноки, немы и дики,
Подчиняясь безропотно року,
Разноцветные мглистые мхи
Неизвестному молятся богу.
Молят бога прийти и спасти
И сжимают в экстазе молений
Темно-бурые раны груди
От копыт быстроногих оленей…
Одиноки, немы и дики
Между скал на глухом плоскогорье
Разноцветные мглистые мхи
Растянулись, как пестрое море.
Иди в мою хижину! Хочешь?
Я в ней мои сказки пряду.
Ты нервно и звонко хохочешь:
«А что ж, может быть, и приду!»
И смех рассыпается звездным
убором по синей канве…
Как там величаво и просто —
в холодной ночной синеве.
И здесь я на свой подоконник
на блюдце поставил свечу…
Так в жизни я сердцу — пусть вспомнит!
в забытых потемках свечу…
Читать дальше