Константин Ваншенкин - Примета

Но в смертельно простреленной зоне
Вновь не спится старухе вдове.
Шевелится трава на газоне,
Словно волосы на голове.

Переглянулись лишь на миг
Девчонка русая с солдатом,
И между ними ток возник —
Такая вспышка, что куда там!

Войны чудовищной сильней —
Для них одних понятным кодом.
И — поцелуй во тьме сеней,
Как бы случайно, мимоходом.

Назавтра день придет опять.
Жизнь всяко может повернуться.
Но — уговор, что будет ждать.
Но — обещание вернуться.

Кто ей этот мальчик? Внук
В пиджачке нездешней моды?..
Жизнь прошла, и видно вдруг
Стало прожитые годы.

Заглянуть хочу за них —
Хоть минутою одною…
Это был ее жених
Перед самою войною.

Там могил солдатских бездны,
А над ними в звездах высь.
Там печальные невесты
Женихов не дождались.

Села самые глухие
Жег военный суховей,
Там, где матери России
Пережили сыновей.

Был, как прежде, характером прыток
И в прозрачном весеннем дыму
Накупил целый ворох открыток —
Посылать неизвестно кому.

Поздравленья к Девятому мая
Тем, которых в душе соберем,
Их приветствуя и понимая…
Тем, оставшимся, трем-четырем.

По голубому перекату
И по искрящейся реке —
«Враги сожгли родную хату»—
Вдруг прозвучало вдалеке.

Над общим гомоном и смехом,
Порой расслышаны едва,
Жестоко сцепленные с веком.
Прошли давнишние слова.

В субботних рощах Подмосковья
Под сенью выцветших небес —
«Не упрекай меня, Прасковья»,—
Просил в транзисторах Бернес.

Мальчик — джинсы, водолазка —
Из вагонного окна
Смотрит: вот она, война,
Близко, у Волоколамска.

Что ж осталось от войны?
Несгибаемы и хмуры.
Исполинские фигуры
В ранних сумерках видны.

Выше рослого леска.
А тогда, за час до боя,—
Только небо голубое,
Только смерть, что так близка.

На последнем рубеже
Находились у столицы.
Невысоки, бледнолицы,—
Стали до неба уже.

И стоят как под огнем
Перед вечною кончиной,
С каждой новой годовщиной
Вырастая. С каждым днем!

Промелькнувшая война
Около Волоколамска…
Мальчик — джинсы, водолазка —
У вагонного окна.

Многих жесточе
Эта пора —
Три часа ночи
Или утра?

Тьма за стеною
И у окна
Вспышкой одною
Озарена.

Молодость, дай же
Вспомнить. Итак?..
Дальше и дальше
Отзвук атак.

И все короче
Наше «ура»…
Три часа ночи,
А не утра.

Нас до сих пор именуют запасом.
Гвардия эта не так и стара.
Вон как она с ветеранским заказом
Бодро под праздник проходит с утра.

Были усилия их непрестанны.
Их привилегии стали видны.
…Эти полковники, и капитаны,
И рядовые великой войны.

В страшные часы твои ночные
Боль — порой сама анестезия,
И, тебя сшибая под откос,
Боль — порой сама уже наркоз.

Потерял сознание от боли,
А когда очнулся поневоле,
Ты другой уже, да тот же ты,
Помня эту боль до тошноты.

Все выгорело в памяти дотла,
До мертвенного угольного хруста.
Куда бы мысль, плутая, ни дошла,
Везде темно, безжизненно и пусто.

Сожженного строения костяк —
Единственное, что осталось в поле.
Казалось бы, действительно пустяк,
Но вздрагивает память поневоле.

Черно-белая война,
Накатившаяся снова.
Подтверждает нам она:
Ничего в ней нет цветного.

У действительной войны
Только гибель наготове.
Краски все приглушены —
Даже неба, даже крови.

Прибалтийского пляжа
Уплотненный песок.
И стучит, будоража.
Море в самый висок.

Рядовые солдаты
Той, давнишней, войны
Наблюдают накаты
И откаты волны.