Юрий Кублановский - В световом году - стихотворения

Как ни спешу — ты уже здесь,
встречным парк о м дыша.
В облике есть странная смесь
старта и финиша.
Сразу берешь верхнее до ,
правда, с оглядкою.
На голове умной гнездо
с видною прядкою.

…Возле метро в стае дворняг
много породистых.
Сей молодняк, слёт доходяг
и оборотистых,
тоже бежит в морось и мглу
мимо накачанных
впрок аспирином роз на углу,
свежих не в меру,
будто Бодлеру
в гроб предназначенных.

Если возьму и окликну — а ты
вдруг не оглянешься,
где-нибудь в рощах времен
Калиты так и останешься,
зело обучена берестяной
грамоте филькиной.
Сердце твое мне подкормкою — но
с едкими шпильками.

…Манна блестит в шкурах жнивья
бурого, рыжего
возле заброшенного жилья,
где разве мышь жива.
И в этом событии — жизни есть
второе дыхание,
твердое алиби смысла, весть,
обетование.

В столичных шалманах времен демократии
гужуется много сомнительной братии,

чье рыльце в пушку и в кармане зеленые.
Но прочих нелепее мы — опаленные

своими надеждами, будто конфорками
тех кухонь, куда пробирались задворками.

Над хвоей куничьей с алмазною крупкою,
где Коба, зверея, попыхивал трубкою

и где величаво при всем слабоумии
по праздникам гыкали-квакали мумии,

днесь слишком заметно мельканье бесстыжего
под прежними звездами Толика рыжего,

с которым грозит нам за годы немногие
стать новым открытием в антропологии.

В своих новоделах развесив теперича
убойные ряшки Петра Алексеича,

Россия ложится, и флот заодно,
вся запеленгованная — на дно.

Твои глаза смиренные, стальные
глядят в окно на падающий снег.
И улицы полуживые
от русел вымерзших до основанья рек
отличны разве выхлопами гари,
когда зеленый свет;
в палатке-крепости смурной пассионарий
торгует выпивкой, надев бронежилет.

На явку здешнюю — былое хороня
от тех, с кем лучше разминуться —
поостерегся б я когда-нибудь вернуться
на склоне дня,
в привычной тесноте от снега отряхнуться;
ни в нетерпении скорей к столу подсесть,
ни, вытянув на свет бумаги лист безгласный,
вдруг записать стишок ни с чем не сообразный,
ни шепотом его, ликуя, перечесть…
На всем лежит твой взгляд стальной и ясный.

Зима с огнем на поражение
при беспорядочных разборках,
с поддачей, головокружением,
объятиями на задворках —
она прошла; остались в памяти
гудки автомобильных пробок,
на сумеречном небе наледи
над домино жилых коробок.

…Да споры: кто же мы — отступники
в перелицованной одежде
и где — в банановой республике
или империи, как прежде?
Иль на подходе нынче к власти знать,
скомандующая «короче!»
любителям поразглагольствовать
по-русски на излете ночи.

Судные дни Московии,
сложат о них былины:
лужицы темной крови и
офисы и малины.
Тут ребятишки ушлые
с мышцами или салом,
слишком неравнодушные
к выплатам черным налом,
держат под мышкой пушки,
гибнут в убойных сварах;
рыжие потаскушки
с ними бывают в барах.
……………………………..
…………………………….
…………………………….
……………………………..
Жители Эльдорадо
сколько б ни заносились,
жить у меня как надо,
может быть, научились.
Вот ведь и я пропавшую
зелень нашел в кармане,
скудную, но хватавшую
на алкоголь в шалмане.

Как говорят философы
прошлого: «либо — либо».
Ехать в мой угол бросовый
вздумала ты… спасибо.
В жизни обезображенной
и посегодня с нами
утренний бор — с проглаженной
фольгою меж стволами.

Течение сносит и сносит,
и вовсе не труп врага,
который прощения просит,
тебя самого, дурака.

Меняются береговые
пространства, укрытые в дым,
ты видишь их словно впервые
ослабшим своим боковым:

знакомые с детства откосы
с сухим серебром корневищ,
вцепившихся в осыпь
размытых прибрежных кладбищ,

избу старожилов последних,
еще доживающих тут
с отвычкой души от обедни
и страха, что не отпоют…