Лев Мей - Стихотворения

Шапкой оземь ударил:
«Послушай же:
Ты полюбишь аль нет нас, Ульяна Андреевна?
Коль не волей возьму, так уж силою
И в охапке снесу на перину пуховую».
Как промолвил, она развернулася,
И откуда взялся у ней нож — богу ведомо,
Только в грудь не попала князь Юрию,
А насквозь пронизала ему руку левую…
«Так-то?» — только и вымолвил — вон пошел…

А поутру княгиню Ульяну Андреевну
Взяли из дому сыщики княжеские,
Обобрали весь дом, где рука взяла,
А ее самое в поруб кинули
Да уж кстати пришибли Буяна дубиною:
Не пускал из ворот ее вынести.
Весел князь Семеон, весел-радошен,
Правит к Новому Торгу по з а лесью,
А за ним целый стан на возах так и тянется:
Всё с добром не нажитым, не купленным —
Бердышом и мечом с поля добытым.
Весел князь — видно, слышал пословицу:
Удался бы наезд, уж удастся приезд.
Ой, неправда!.. Гляди, из-за кустика,
Почитай-что у самой околицы,
Двое вышли на путь на дороженьку…
Видит князь: конюх Борька и с Яковом-стольником
Подбегают и в ноги ему поклонилися,
Бьют челом под копытами конскими…
«Что вы, что вы, ребята, рехнулися,
Аль бежали с чего-нибудь из дому?»
— «Осударь, — молвил Яков, — уж впрямь, что
рехнулися,
Не гадав под беду подвернулися:
Ведь бедою у нас ворота растворилися,
Всё от мамушки Мавры Терентьевны…
Я обухом ее и пришиб, ведьму старую,
Да повинен, что раньше рука не поднялася…»
И рассказывать князю стал на ухо,
Чтобы лишнее ухо не слышало.
Конюх Борька ему подговаривает:
«И Буяна ни за что ни про что ухлопали…»
Закусил губы князь. «Ладно!.. С вёрсту осталося?..»
— «Меньше, князь-осударь, тут рукой бы подать».
Уж ударил же князь аргамака острогами —
Вихорь-вихрем влетел он на двор к князю Юрию.
А уж тот на крыльце дожидается,
Слезть с коня помогает, взял за руку,
Поклонился до самого пояса, речь повел:
«Так-то мне, Семеон, ты послуживаешь?
Бабе, сдуру-то, волю дал этакую,
Что пыряет ножом князя стольного!
Ну, спасибо!.. И сам я за службу пожалую!»
Да как хватит его засапожником п о д сердце,
Так снопом и свалился князь Вяземский,
Словно громом убило… А Юрий-князь
И не дрогнул: глядит туча-тучею,
Индо старый за малого прячется.
Да уж тут же, с сердцов, повелел он из поруба
И княгиню Ульяну Андреевну выволочь
За ее темно-русую косыньку,
Руки-ноги отсечь повелел ей без жалости
И в Тверце утопить… Так и сбылося:
Сам стоял и глядел, словно каменный,
Как тонула головка победная,
Как Тверда алой кровью багр о вела…

Вече целое ахнуло с ужаса,
Хоть никто не сказал даже слова единого —
Потому Юрий-князь был досужливый,
На противное слово пригрозливый…
Только, знать, самого совесть з а зрила:
С петухом собрался, не сказавшися,
Дом своею рукою поджег, не жалеючи,
И сбежал он в Орду тайно-тайною —
И поклона прощального не было
С Новым Торгом и с вечем поклончивым.
Уж догнал ли в Орду, нам неведомо,
А заезжие гости рассказывали,
Что пригнал под Рязанью он к п у стыне,
Ко Петру-христолюбцу, игумену некоему,
Разболелся, да там и преставился,
В келье, иноком, в самое Вздвиженье,
На чужой земле, а не в отчине,
Не на княженьи, а в изгнании,
Без княгини своей и детей своих б о лезных…

Провожали его честно, по-княжески.

Да и мы за его душу грешную
Богу нашему вкупе помолимся:
Подаждь, господи, ради святой богородицы,
Правоверным князьям и княжение мирное,
Тихо-кроткое и не мятежное,
И не завистное, и не раздорное,
И не раскольное, и бескрамольное,
Чтобы тихо и нам в тишине их пожилося!

Что летит буйный ветер по берегу;
Что летит и Тверца по-под берегом,
Да летит она — брызжет слезами горючими…