Лев Мей - Стихотворения

Что летит буйный ветер по берегу,
Что летит и Тверца по-под берегом,
Да летит она — брызжет слезами горючими.

Буйный быструю допрашивал:
«Ты по ком, по чем, лебедушка,
Встосковалась-закручинилась,
Что слезами разливаешься,
О пороги убиваешься?
Передай тоску мне н а руки,
Перекинь мне горе з а плечи:
Унесу тоску я з а море,
Горе по полю размыкаю».

Поплыла белой лебедью быстрая,
Повела она речь тихим пошептом…
Богу весть, что промеж было сказано,
Только взвихрился буйный, разгневался,
Закрутился по чисту полю
И понесся на сине море…
Горе он размыкал по полю,
Да тоски не снес он за море:
По пути тоска распелася.
В ночку темную, осеннюю
Ходит ветер вдоль по улице,
Ходит буйный, распеваючи,
Под воротами, под окнами.
Деды старые, бывалые
Переняли песню буйного —
Малым внукам ее пересказывают:
Коль по сердцу прийдет, так и слушают.

Было в городе во Новом во Торгу,
Об вечернях, в самый Духов день случилося…

Выходили новоторжане
Изо всех ворот на улицу:
Старики — посидеть на завалинке,
Под березками окропленными,
Пошуметь, погуторить, пображничать.
А старухи-то их уж и п о готово —
Разгулялися и забражничали,
На цветной хоровод заглядевшися:
У иной из них горе-невестушка
Белошеею лебедью плавает —
И уплыть не уплыть ей от сокола;
У другой девка-дочь подневестилась,
Молодою зарницею вспыхивает…
По посаду — народ, по людям — хоровод.
Что на парнях рубашки кумачные,
Сарафаны на девках строченые,
Да и солнышко-ярышко
Разгорелось для праздника:
Пышет красное с полнеба полымем
На леса, на дубровы дремучие,
На поля, на луга на поемные,
На Тверцу-реку, н а город,
На собор — золоченые маковки
И на всё, что ни есть, православное.
Ай люли-люли! — льется песенка,
Ай люли-люли! — хороводная:
Не одно плечо передернуло,
Не один-то взор притуманило.
Веселись, народ, коль весна цветет,
Коль в полях красно, в закромах полно,
Коль с заутрень день под росой белел,
Коль по вечеру вёдро приметливо,
Да и ночь не скупится казною господнею —
Рассыпает с плеча звезды ясные,
Словно жемчуг окатный с алмазами крупными,
Что по бархату, п о небу катятся.
Веселись, народ, коль господь дает
Князя крепкого, с веча да с волюшки,
Да простор на четыре сторонушки.
А что крепок на княженьи Юрий-князь,
Крепок он, государь Святославович,
Прогадал он Смоленскую отчину,
Не умом, не мечом — божьей волею,
Прогадал во грозу перехожую;
А в Торжке, под Москвой,
Он, что дуб под горой,
И грозу поднебесную выстоит:
От татар, от Литвы отбивается,
Всяким делом мирским управляется;
Держит стол стариною и пошлиной.

Ай люли-люли! — льется песенка,
Ай люли-люли! — хороводная.
Заплетися, плетень, расплетися,
Веселися, народ, оглянися —
По земле весна переходчива,
В небе солнышко переменчиво.
Вот тускнеет оно, будто к осени,
Вот венец-лучи с себя скинуло,
Вот убрус, шитый золотом, сбросило,
Стало месяцем малым, сумеречным, —
И рога у него задымилися,
И легла по земле тень багровая,
И проглянули звезды, что в полночи…
Испугалися тут новоторжане —
Стали вече звонить во весь колокол…
А князь Юрий Смоленский дослышливый:
Как ударили в колокол, так он и н а площадь.

Шапку снял, поклонился очестливо
И повел с миром речь княженецкую:
«Господа новоторжане, здравствуйте!
Вот господь насылает нам знаменье,
Да его убояться не надобеть:
Убоимся греха непрощенного…
Волен бог и во гневе и в знаменьи,
А к добру или к худу — нам видети…
Я спроста да со глупого разума
Смею молвить: всё так и сбывается,
Как сам Спас наказал нам в Евангельи:
В дни последние явятся знаменья
В небеси — на звездах и на месяце;
Солнце ясное кровью обрызнется;
Встанет взбранно язык на язык;
Встанут царства на царства смятенные,
Брат на брата, отец пойдет на сына,
И предаст друга друг пуще ворога,
И пройдет по земле скорбь великая,
А затем, чтобы люди покаялись
Со честным со крестом да с молитвою.
Осударь Новый Торг, сами знаете:
По молитве и день занимается,
И красно божий мир убирается,
И сам грех да беда, что на ком не живет,
Покаянной молитве прощается.
Так бы вовремя нам и покаяться:
Все мы петые, в церковь ношенные,
Все крещенные, все причащенные,
И казнил бы нас бог, православные,
Да не дал умереть непокаянно!»
Говорил князь, а вече помалчивало,
В перепуге всё кверху посматривало:
Глядь — ан солнце и вспыхнуло полымем
И опять разыгралося по небу.
Вздохнули тут все новоторжане,
Словно беремя с плеч наземь сбросили.
Загудел вдоль по городу колокол,
Растворилися двери соборные,
Повалил Новый Торг к дому божьему,
А вперед Юрий-князь — ясным соколом.
Отслужили молебен с акафистом,
Ко иконам святым приложилися
И пошли ко дворам, словно с исповеди.
А с конем князя Юрия конюхи
В поводу уж давно дожидаются,
И давно удила конь опенивает.
И ступил в стремя князь, и поехал трапезовать
К своему другу милому, верному,
Ко служилому князю, подручному,
Семеону Мстиславичу Вяземскому.