Абу Али ибн Сина: Избранное

Нельзя жалеть, чтобы вокруг все было так, как было,
Унять вращающийся круг какая может сила?

Ничто не вечно под луной, смысл бренности не скроешь,
Зачем сокровища копить – не станет и сокровищ.

Моим хулителям, друзья, поведайте при встрече,
Что буду без обиняков к ним обращать я речи.

И от решенья своего не отступлюсь, ей богу,
Его не зря я оседлал, как скакуна, в дорогу.

Начнем молиться иль вновь в слезах над словом дышим,
Мы снова недругов своих не видим и не слышим.

Когда я плакал о Суде, [5]то слез моей кручины
С ресниц немало пролилось на скорбные руины.

И поднял я глаза свои, склоненные, как лозы,
И сердцу лить я приказал невидимые слезы.

Где превратилися во прах былого дома стены,
Еще я сердцу приказал не совершать измены.

Подруги милые Суда – прекрасные созданья,
Но сердцем овладеть моим явилось к ним желанье.

Они старались в него вселить любви тревогу,
Но в сердце бедное мое закрыл я им дорогу.

Как мой наветчик нн силен, он не имеет мочи
Десницу дня укоротить или десницу ночи.

Душою чуток я всегда, как истый мусульманин,
Но бедный слух мой, что не глух, наветами изранен.

И седина меня корит, все приложив старанья,
И ежедневно говорит о пользе воздержанья.

Хоть соглашаюсь всякий раз я с грустной сединою,
Не в силах молодость забыть под желтою луною.

Моей не рано ль седина прельстилась головою,
И привечает только мрак, гнездясь над ней совою?

И седины все чаще мне слышны напоминанья,
Что как ни пыжусь, отвратить не в силах увяданья.

Похоже, скряга из угла, став тощим, как бумага,
Меня поносит лишь за то, что я, как он, не скряга.

Подслеповатый бросив взгляд, как будто бы из щели,
Меня считает он не тем, кто есть я в самом деле.

Он говорит, что у меня, как сито, руки в дырах,
А эти руки столько раз поддерживали сирых.

И добавляет: «Вижу я, ты постарел, мошенник,
Хоть проку нет тебе в деньгах, а ты все жаждешь денег.

Хоть ты уже, как лунь, седой, ни словно подаянья
Утехи просишь молодой, в порыве упованья».

Хоть я увенчай сединой, смотрю на жизнь иначе.
И в ней, чем больше раздаю, тем становлюсь богаче.

Меня чернят молвой худой за пламень страсти поздней,
Мол, надо деве молодой моих бояться козней.

Но прибегать не привыкать клеветникам к обману,
И той, что встретится со мной, я делать зла не стану.

Слоном от века верблюжат пугают повсеместно,
А слов ни в чем не виноват, что каждому известно.

Желанья твоего не спросит седина
И в должный срок, как снег, появится она.

Коль хочешь скрыть ее – покрась иль остриги,
Но что ушла она, ты сам себе не лги.

И если седины возник лишь первый след,
А ты, как от беды, кричишь на целый свет.

В смятении каком окажешься, когда
Вся голова твоя окажется седа.

Зеленую листву пленительных утех
Холодный ветер в срок срывает, как на грех.

На жизненном пути не избежать утрат
И знай, на нем цветут не только розы, брат.

Превратна наша жизнь я путник не одни,
Уйдя, порос травой задолго до седин.

Быть алчным стерегись, и, сохраняя честь,
Не требуй от судьбы ты большего, чем есть.

Знай, будит жадность в нас погибельную страсть,
И кто охвачен ей, тому легко пропасть.

Стяжатели богатств впадают в маету,
При этом обречен их дух на нищету.

Воистину из нас тот муж исполнен сил,
Кто гибельную страсть в душе своей смирил.

И счастье тот познал вдали от суеты,
Кто на мученье шел во имя правоты.

Без меры жрал и пил обжора вечер весь,
Пока не ощутил в своем желудке резь.

Обжора враг себе, а льстец – другому враг,
Он убивает нас, хотя желает благ.

Скользя по волосам, не так ли гребень вот
Из нашей головы с корнями волос рвет?

Ты прочь гони льстеца, а грешника приветь,
Когда клянется он жить благородно впредь.