Абу Али ибн Сина: Избранное

Поверьте, о многом поведать нам могут руины,
Сослаться могу на свои, для сравненья, седины.

Они говорят, что зазубрился нрав мой, а в слове
Былой остроты не хватает и пылкости крови.

Седины не в радость, но в это же самое время
Надежда все чаще подать нам старается стремя.

Быть самоуверенным в поздние годы опасно:
Себе самому ты ошибкой грозишь ежечасно.

Что вижу я ныне? В упадке и честь, и ученость,
И в прошлом осталася мысли людской утонченность.

Сегодня к тому же не видят в достоинствах проку,
Возносят невежд и легко предаются пороку.

И мир предстает мне обителью знати и черни,
Где хаос и тлен, где пируют могильные черви.

А, может быть, сам он мертвец, преисполненный гнева.
Червей этих жрет, ублажая голодное чрево?

Мир сгинет в грехе иль, как праведник, встанет из праха?
Проведать могу ли я предначертанье аллаха?

К перу припадая, пишу: не стремитесь к богатству
И помните: алчность подобна всегда святотатству.

К перу припадая, еще я пишу на бумаге:
Подобен скоту, кто забыл благочестье во благе.

Жизнь верхом блаженства – лишь может казаться животным
При сытой жратве и хозяйском уходе добротном.

Под пологом синим и тайною звездной цифири
Богаты одни, а другие – мудры в этом мире.

Но с мудрыми разве богатые могут сравниться?
Хоть жребий мне выпал среди богатеев родиться,

На льва похожу я, что в джунглях живет одиноко,
Когда с богачами соседствую волею рока.

На голову выше сородичей прочих не я ли?—
Но это понять хоть один из них может едва ли,

Кого удивят они? Чем они могут гордиться,
И разве цена их с моею ценою сравнится?

Я – дождь благодатный, оии – суховею подобны,
Я – знаньями славен, они – неразумны и злобны.

Перо свою верность хранит мне в мгновенье любое,
Руке не изменит меч острый мой на поле боя.

И в бой я кидаюсь с весельем души беззаботным,
И враг отступает подобно трусливым животным.

И небо от пыли и пролитой крови чернеет,
Хоть за полдень только, а кажется, что вечереет.

Захватим добычу мы, благословляя удачу,
И враг за убитых заплатит нам выкуп впридачу.

Теперь я хочу, соблюдая законы приличья,
Напомнить невеждам, чье слышится косноязычье:

В речах языку нанести вы стремитесь увечье,
Ои мог бы погибнуть, когда б не мое красноречье.

Вокруг знатоки утверждать до сих пор не устали,
Что должен язык говорить лишь моими устами.

Повсюду известна наукой моя увлеченность,
Познанья копье не моя ль заточила ученость?

Учителем стал я всех тех, кто учиться желает,
На гибель невеждам пусть знамя науки блистает,

Да жаль, что судьба не всегда мне дарит свою милость.
Поддержка друзей на укоры сегодня сменилась,

Когда б против рока пойти я решился в гордыне,
Не зная упрека, всего бы добился я ныне.

Не страх за себя ощущал я в иные минуты,
Боялся я вызвать слепое безумие смуты.

И если продлен будет век мой превратной судьбою,
Поверженных в прах я увижу врагов пред собою.

Хоть станут оплакивать люди мои неудачи,
Не буду участвовать в их преждевременном плаче.

И черные тучи моей не закроют дороги.
Меч спрятан в ножнах, но безмолвен до первой тревоги.

Кузнец из железа скует, проявляя упорность,
Коню удила для того, чтоб являл он покорность.

И верится людям, что нити есть волосяные,
Которыми рты зашивают в годины иные.

При жизни пророка и первых наследников веры
Бестрепетно овцы паслись возле львиной пещеры.

Собой справедливость венчала и землю, и воды,
И не враждовали тогда меж собою народы.

А ныне вражда, как зима, воцарилась повсюду,
А скорбная доля досталась бесправному люду.

Давайте память воздадим всем жившим здесь когда-то,
И наши слезы посвятим ушедшим без возврата.

Был краток их нелегкий век, что натрудил им руки,
А как печалимся давно мы в горестной разлуке!