ПИНАКОТЕКА
3. РЕПИН. АРЕСТ ПРОПАГАНДИСТА
В младенчестве невинном октябрятском
пропагандиста я жалел до слез,
жандарма ненавидел я всерьез
на репродукции политиздатской.
А в юности мятежной и дурацкой,
в чаду портвейна, в дыме папирос,
я ненависть святую перенес
с жандарма на социалиста в штатском.
А ныне… Ныне я не знаю сам,
кто ненавистней из двоих, кто жальче —
жандарм ли, слепо преданный властям,
иль ослепленный пропагандой мальчик.
И кто из них виновней, и когда
они угомонятся навсегда.
Я пропал, как волк на псарне.
Нет, скорей, как кот на псарне…
А точнее – как блоха
на стерильно чистой псарне!
Здесь, в подшерстке у врага,
с дерзостью паразитарной
от зубов его скачу,
«На-ка, выкуси!» – шепчу!
* * *
Когда Понтий Пилат с высоты
передовой науки и прогрессивной культуры
спросил арестованного жидка:
«Что есть истина?» —
он ведь не ожидал и не хотел
услышать ответ.
Он-то знал,
что ответа нет…
Априорные знания эти,
высота философии сей
аксиомами стали для бедных детей,
пропечатаны в каждой газете,
в интернете, буклете, кассете
и в моем бестолковом куплете…
Есть вопросы?
Вопросов нету.
Где только наша не пропадала,
все-таки наша была.
Пропадом нынче она запропала.
И понимаю я мало-помалу:
видимо, ваша взяла!
«Ты, Моцарт, – лох, и сам того не знаешь!»
Да знаю я!.. От тленья убежав
не слишком далеко и запыхавшись,
я с понтом дела говорю себе:
«Ты царь или не царь?! Живи один!»
И я живу досель в подлунном мире,
с успехом переменным подавляя
припадки злобной зависти к Сальери,
а ненависть к слепому скрипачу
я прячу под усмешкой простодушной…
Но божество мое проголодалось.
И, знаешь, слишком долго не ебалось.
* * *
Не случайно, не напрасно, —
поучает Филарет, —
дар нечаянный, опасный
получаешь ты, поэт.
Не случайно глазки косы
у бесстрастной Натали,
не напрасно под откосом
ты валяешься в пыли,
внемлешь арфе серафима
и ублюдкам MTV
в ужасе несокрушимом,
в счастии неутолимом,
в неслучайной сей любви.
Прочтя в Новом Завете об узких вратах
и о тесном пути,
муж праведный коими
внидет в живот, —
похабно осклабился я
и тут же решил
использовать сей каламбур
в очередном мадригале,
в песнопении любострастном.
Но, слава Богу, вовремя
одумался и ужаснулся.
И возопил в сокрушении сердца:
что же ты, нехристь, творишь?!
Ты, порожденье ехиднино, совсем охренел,
кимвал бряцающий!..
Но, ты знаешь, любимая,
ужас-то в том,
что, на самом-то деле,
в глубине смятенной души
уподобленье сие
не кажется мне богохульным.
ТЕХНОЛОГИИ, СТРАТЕГИИ И ПРАКТИКИ
С пафосом, с хаосом и с Дионисом
Логосу надо наставить рога,
ну а потом уж представить Его
дьяволом, ну а потом изгонять!
И больше никто нам не будет мешать
жить-поживать да добра наживать.
* * *
У поэзии с культурой
отношенья не ахти!..
Как, собственно, и у самой культуры
с цивилизацией.
Т. е. отношенья-то близкие,
можно сказать, родственные,
но непростые.
Ну, как у Бульбы и Андрия…
(Что-то очень уж мудрёно
и не очень актуально —
Шпенглер, Фрейд, Делёз, Толстой —
Полный, батенька, отстой!)
Да и непонятно – кто кого породил,
кто кого убьет?
И поскольку всё,
что я любил, что я хранил,
в чем сердце я похоронил,
сброшено с корабля
(или у футуристов «с парохода»?)
современности —
сигану-ка и я за борт!
Конечно, спасти никого не удается,
но хотя бы недолго еще побарахтаюсь,
побуду в приличном обществе,
в роковом его просторе…
А «Титаник» пусть себе плывет,
и приблатненный Ди Каприо
пусть себе ставит раком
всех пассажирок и членов команды.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу