Тимур Кибиров - Стихи

Молодцу плыть недалечко.

Увы! Логофобы ломят, гнутся логопеды…
Ну что ж, правда ваша.
Ваша победа.

Ваша взяла,
лотофаги и логоложцы…

Но это ж не значит, что надо опять
приветственным гимном встречать
тех, кто меня уничтожит!
Или, ручки подняв, выбегать
с криком «Нихт шиссен! Логос капут!»,
как жалкие фрицы в комедиях…
Как Швабрин.

Не взывай к нему жалобно – Царь-Государь!
Даже эти слова бессловесная тварь
не способна понять, к сожаленью.

Так, шепча в ночи «Прииди!»,
так, рыча в ночи «Изыди!»,
сам я злобой изошел
и в отчаянье пришел.

Здесь, в отчаянье,
в отчайнье,
в положенье чрезвычайном
я давненько не бывал.
Лет, наверно, 19!
И бахвалился, нахал,
больше здесь не появляться.
Зарекалася свинья…
Эй, встречайте! Вот он я!

Плохо тебе, плохонький?
Гадко тебе, гаденький?
Страшно тебе, страшненький?
Мало тебе, маленький?
Мало тебе?!
Хочешь еще?!
А не слабо тебе, слабенький?

А вот нисколько не слабо!
Бог судья нам, видит Бог,

что, какой бы ни был я,
я – частица бытия!

Ну а ты-то, ты-то кто,
обнаглевшее Ничто?

Пусть я плохонький такой,
и бессмысленный, и гадкий,
и лежащий под тобой
на обеих на лопатках —
я-то все-таки живой!
Ты же – вовсе никакой!

И плевать мне, что изрек
тронутый Мельхиседек!

Запретил мне верить Логос,
что ничтожество есть благо!

Мало, мало, мало мне!..
Да и страшно не вполне.

Когда В. Сорокин,
культовый писатель
(по словам культового телеведущего),
посетил культовых героев шоу «За стеклом»
и отечески попенял им за то,
что они,
по недостатку гражданского и эстетического мужества,
не стали какать и писать в прямом эфире,
но в общем и целом одобрил
усилия Макса, Марго и Дэна
по дальнейшему просвещению
немытой России,

он мне живо напомнил
другого культового писателя —
Алексея Максимовича Горького,
который на встрече с культовыми героями
своего времени —
гепеушниками Беломоро-Балтийского канала —
умиленно прослезился
и сказал:

«Черти вы драповые!
Вы сами не понимаете,
какое великое дело делаете!»

И я подумал —
вот он, вот он снова.
сюжет для будущих монументальных мозаик в метро
и для новых, грядущих
Комара и Меламида!

А на самом деле,
Humpty-Dumpty
(в русском классическом переводе – Шалтай-Болтай)
является символом
всей вообще литературы
и культуры
(во всяком случае, иудео-христианской,
или, скажем, греко-римской,
ну, в общем, нашей, европейской).

А может, и цивилизации.

Ну, во-первых —
пластическая завершенность
и совершенность,
идеальность самой его формы
и формальность,
рациональность сего аполлонического
идеала.

(Помнишь, кстати, – «Я с детства не любил овал!»?
И чудесное приговское продолжение —
«Я с детства просто убивал!»)

Да и сам этот мраморно-гипсовый цвет —
отсылающий непосредственно
к эллинистическим нашим истокам.

И вообще, перенасыщенность
всякими вечными смыслами
(от Леды до Пасхи).
И много чего еще.

А во-вторых —
хрупкость и ненадежность,
беззащитность и даже
обреченность быть кокнутым
так или иначе
в конце концов.

И то, что сидел не где-нибудь,
а на стене,
которая, в свою очередь,
знаменует не только урбанистичность,
но и вообще
всякое разграничение,
структурность, если хотите,
членораздельность.

К этому можно добавить и упование
(кажется, неоправданное)
на некие трансцендентные силы
(Король и все его воинство).

И пребывание в снах роковых.

Картинка вполне безысходная,
но что тут попишешь,
ведь даже имманентная способность к развитию
и преображенью
(яйцо все ж таки!)
только усугубляет
горечь и жалость.

Горечь, и жалость, и гнев.

С тихою ненавистью просматривая
очередной голливудский блокбастер
(для написания анонса на ТВС),
в дурацкой сцене суда
был поражен точностью и безусловностью
юридического определения
невменяемости: