Тимур Кибиров - Стихи

'But since the man that runs away
Lives to die another day,
And cowards' funerals, when they come,
Are not wept so well at home.

'Therefore, though the best is bad,
Stand and do the best, my lad;
Stand and fight and see your slain,
And take the bullet in your brain.

Бросив щит, сорвав мундир,
Я сбежал на этот пир.
Музы, Разум, игры, смех,
Хватит юных жен на всех!

Хватит водки и вина!
Канонада не слышна,
И не так уж страшен Враг,
Как малюет божий страх.

Да по мне фельдфебель-гад
Пострашней его стократ!
Может, и не Враг совсем
Тот, кто так потрафил всем,

Кто сулит свободу нам?
Спой же песню, Вальсингам,
Нам, которым мать родна
Предпоследняя война.

You smile upon your friend to-day,
To-day his ills are over;
You hearken to the lover's say,
And happy is the lover.

'Tis late to hearken, late to smile,
But better late than never;
I shall have lived a little while
Before I die for ever.

Я позвонил и услыхал:
«Спасибо за звонок».
И умиленно прошептал:
«Да не за что, дружок».

Но после длинного гудка
Я трубку положил.
Автоответчик мне пока
Еще не изменил.

When I came last to Ludlow
Amidst the moonlight pale,
Two friends kept step beside me,
Two honest friends and hale.

Now Dick lies long in the churchyard,
And Ned lies long in jail,
And I come home to Ludlow
Amidst the moonlight pale.

Когда я бежал из дома
В тринадцать мальчишеских лет,
В портфеле было три тома —
А. Блок, И.-В. Гёте, А. Фет.

Я Блока теперь стесняюсь,
Я Гёте теперь не люблю,
А этот романс исполняя,
Насмешливо рожу кривлю.

The star-filled seas are smooth to-night
From France to England strown;
Black towers above the Portland light
The felon-quarried stone.

On yonder island, not to rise,
Never to stir forth free,
Far from his folk a dead lad lies
That once was friends with me.

Lie you easy, dream you light,
And sleep you fast for aye;
And luckier may you find the night
Than ever you found the day.

Над лесопарком взошла луна.
Мерцают стволы берез.
Отсюда могила твоя не видна,
Мой черный и глупый пес.

Там под сосной во земле сырой
Покоится плоть твоя.
Но дух бестолковый и озорной
В иные отбыл края.

Архангел «Апорт!» не устанет кричать,
Бросать тебе мячик твой.
И целую вечность ты будешь гулять.
Не то что с ленивым мной.

Now hollow fires burn out to black,
And lights are guttering low:
Square your shoulders, lift your pack,
And leave your friends and go.

Oh never fear, man, nought's to dread,
Look not to left nor right:
In all the endless road you tread
There's nothing but the night.

Ну что же, и правда на посошок…
Пора, ну правда пора!
Вот Бог, вот порог, а вот вещмешок.
Чего ж сидеть до утра?..

Ведь долгих проводов, лишних слез
Мы вряд ли дождемся тут.
В Рим – без турусов и без колес —
Проложен прямой маршрут.

The vane on Hughley steeple
Veers bright, a far-known sign,
And there lie Hughley people
And there lie friends of mine.
Tall in their midst the tower
Divides the shade and sun,
And the clock strikes the hour
And tells the time to none.

To south the headstones cluster,
The sunny mounds lie thick;
The dead are more in muster
At Hughley than the quick.
North, for a soon-told number,
Chill graves the sexton delves,
And steeple-shadowed slumber
The slayers of themselves.

To north, to south, lie parted,
With Hughley tower above,
The kind, the single-hearted,
The lads I used to love.
And, south or north, 'tis only
A choice of friends one knows,
And I shall ne'er be lonely
Asleep with these or those.

Как странно, что все мы смертны,
А что бессмертны – странней.
И что существуют черти
И нет никаких чертей.
И Бог, как гласит наколка,
Не фраер и все простит,
Поставит на вид и только,
Как дедушка, пожурит.

С одной стороны, конечно,
Наколка сия верна.
Но знаю аз многогрешный —
Другая есть сторона.
Что это – соблазн и ересь,
Любой растолкует поп,
Но как же бы мне хотелось,
Чистилище было чтоб!..

– Так, веря – не веря чуду,
По кладбищу я гулял.
Погожий денек безлюдный
Сиял, стрекотал и врал,
Что вечен покой кладбища,
Что все еще не пора,
Что лет остаются тыщи
До радостного утра.

'Terence, this is stupid stuff:
You eat your victuals fast enough;
There can't be much amiss, 'tis clear,
To see the rate you drink your beer.
But oh, good Lord, the verse you make,
It gives a chap the belly-ache.
The cow, the old cow, she is dead;
It sleeps well, the horned head:
We poor lads, 'tis our turn now
To hear such tunes as killed the cow.
Pretty friendship 'tis to rhyme
Your friends to death before their time
Moping melancholy mad:
Come, pipe a tune to dance to, lad.