Тимур Кибиров - Стихи

А вдруг наверху хитрющий,
Веселый сидит рыбак?
Легко на живца он ловит
Таких неразумных птах.

А вдруг это все ошибка,
Вся эта жажда высот?
И так ли уж нужно рыбке
Стремиться на берег тот…

Look not in my eyes, for fear
They mirror true the sight I see,
And there you find your face too clear
And love it and be lost like me.
One the long nights through must lie
Spent in star-defeated sighs,
But why should you as well as I
Perish? gaze not in my eyes.

A Grecian lad, as I hear tell,
One that many loved in vain,
Looked into a forest well
And never looked away again.
There, when the turf in springtime flowers,
With downward eye and gazes sad,
Stands amid the glancing showers
A jonquil, not a Grecian lad.

Ох, не гляди в глаза мне, чтобы
Не разглядеть в очках моих
Двух отражений одной зазнобы, —
Это ведь ты отразилась в них!
С первого взгляда влюбишься ты,
Это лицо не любить нельзя,
Ну а полюбишь его – кранты!
Мне ли не знать. Отведи глаза!

Помнишь, у Куна парнишка тот
Был так жесток, но красив зато.
Он заглянул в водоем – и вот
Больше уже не глядел ни на что.
С первого взгляда влюбившись навеки
В то, что ему показала вода,
Юным цветком, а не древним греком
Там он теперь и торчит всегда!

It nods and curtseys and recovers
When the wind blows above,
The nettle on the graves of lovers
That hanged themselves for love.

The nettle nods, the wind blows over,
The man, he does not move,
The lover of the grave, the lover
That hanged himself for love.

Там гнется под ветром крапива
Над бедной могилкой моей.
Чтоб стало совсем уж тоскливо,
В крапиве запел соловей!

И никто не придет, не заплачет!
А придет – обстрекается весь…
Я не знаю, что все это значит
И уместна ль ирония здесь…

Twice a week the winter thorough
Here stood I to keep the goal:
Football then was fighting sorrow
For the young man's soul.

Now in Maytime to the wicket
Out I march with bat and pad:
See the son of grief at cricket
Trying to be glad.

Try I will; no harm in trying:
Wonder 'tis how little mirth
Keeps the bones of man from lying
On the bed of earth.

– А для тех сынов печали,
Коим больше сорока,
Боги праведные дали
Подкидного дурака,

И стоклеточные шашки,
И грамм сто – сто пятьдесят,
Чтоб, как куклы-неваляшки,
Мы сумели устоять!

Ну и, на правах рекламы:
Я б, конечно, предложил
Чтенье книги «Парафразис»
И «Аmour, exile…»

Oh, when I was in love with you
Then I was clean and brave,
And miles around the wonder grew
How well did I behave.

And now the fancy passes by
And nothing will remain,
And miles around they'll say that I
Am quite myself again.

В те дни, когда я был любим
(Тобой, дружок, тобой!),
Я был веселым и смешным,
Короче – был собой!

Теперь уже совсем не то,
Не то, дружок, совсем,
И я уже незнамо кто,
А стану черт-те чем.

The time you won your town the race
We chaired you through the market-place;
Man and boy stood cheering by,
And home we brought you shoulder-high.

To-day, the road all runners come,
Shoulder-high we bring you home,
And set you at your threshold down,
Townsman of a stiller town.

Smart lad, to slip betimes away
From fields where glory does not stay,
And early though the laurel grows
It withers quicker than the rose.

Eyes the shady night has shut
Cannot see the record cut,
And silence sounds no worse than cheers
After earth has stopped the ears:

Now you will not swell the rout
Of lads that wore their honors out,
Runners whom renown outran
And the name died before the man.

So set, before the echoes fade,
The fleet foot on the sill of shade,
And hold to the low lintel up
The still-defended challenge-cup.

And round that early-laurelled head
Will flock to gaze the strengthless dead,
And find unwithered on its curls
The garland briefer than a girl's.

В очередной решая раз
Лететь ли во Владикавказ,
Прикидывая тяжело,
Откуда выкроить бабло,

Озлясь, воскликнул я: «К чертям!
Ведь я ее увижу там!»
И я припомнить смог едва,
Что бабушка давно мертва.

Смерть вообще противна мне,
Но тут она мерзка вдвойне —
Но тут ей оправданья нет,
И я готов вернуть билет!

И вновь лирический герой
Заверещит: «Ужо постой!
Врешь, не возьмешь!». Но как и встарь —
Визжит коса, грядет Косарь!

И автор вновь зайдется весь:
«Смерть, жало где твое?!» – Да здесь!
Да вот оно, ну вот же, вот
Безносый скалится урод!

Какой соблазн ответить: «Но
Мне тоже жало вручено
Шестикрылатым!..» Но вранье
Навряд ли воскресит ее.

Прости меня, ма хори хай, [6]
Роза Васильевна, прощай!
Прощай, и если навсегда,
Все остальное – ерунда.