Игорь Иртеньев - Точка ру

Что вставать пора настала —
В небе пурпурным плащом
Уж Аврора заблистала,
Схожа колером с борщом.

Всех достал ее глашатай,
Население в тоске,
Так и хочется лопатой
Дать уроду по башке.

Променять блаженства пору,
Что Морфеем нам дана,
На какую-то Аврору?
Да пошла бы она на …!

На хрена нам этот месседж,
Или, кто не понял, весть?
Мир такой, какой он есть уж,
Так чего из кожи лезть.

В нем подушка с одеялом
Во главе стоят угла,
Нет в нем места идеалам,
Кроме шведского стола.

Так записано от века,
Так и впредь тому идти,
Хоть пиши, хоть кукарекай,
Хоть по струнам колоти.

Мне для Алки ничего не жалко —
Кто бы там чего ни говорил.
Я недавно Алке зажигалку
За пятнадцать тысяч подарил. [2]
………………………………………..
На свои купил, на трудовые,
Те, что получил за этот стих.
Бабки, прямо скажем, – ломовые.
Алка, прямо скажем, стоит их.

Мне для Алки ничего не жалко,
Типа ни бумаги, ни чернил.
Уж не я ли стих про зажигалку
Для нее когда-то сочинил.

Как мужчина самых честных правил,
Как примерный муж своей жены,
Я ее на всю страну прославил,
Да и за пределами страны.

Мир о ней узнал не понаслышке,
Ей самой так раскрутиться б хрен,
Чтоб из незаметной серой мышки
Разом превратиться в Анну Керн.

А теперь в застиранном халате
На меня орет она с утра,
Вот что мы имеем в результате
Нами причиненного добра.

А еще орет она на Верку, [3]
А еще на всех подряд орет.
…Кто имел жену-пенсионерку,
Тот меня, товарищи, поймет.

Ничего не жалко мне для Алки,
Как уже не раз я говорил,
Я недавно целых три мигалки
Ей на день рожденья подарил.

Сразу горизонты стали шире,
Сразу статус вырос у нее.
С первой – драит пол она в квартире,
Режет лук и кипятит белье.

Со второй – на службу Алка ходит,
(Как-никак служивый человек),
Где мигалкой шороху наводит
На своих задроченных коллег.

Третью в сокровенные мгновенья
Запускает, и тогда во мне
Вдруг такое возникает рвенье,
Что забыть приходится о сне.

Хоть расход мне предстоит немалый,
Но настолько я жену люблю,
Что еще четвертую, пожалуй,
Ей на всякий случай прикуплю.

Так что ничего не бойся, Алла,
Мы тебя в обиду не дадим,
Пусть свои снимают спецсигналы,
А твои покуда погодим.

Зачем, Ирина Муцуовна,
Вы из политики ушли?
Я к Вам всегда дышал неровно,
Хотя и был от Вас вдали.

Всё в Вас поэта волновало,
Все вдохновляло бег пера —
От тонкого лица овала
До дивной линии бедра.

Я осыпал бы Вас цветами,
По выходным водил в кино,
Но Вы покинули татами
Вся в белом, в смысле, кимоно.

Без Вас иссякну я как лирик
И пересохну, как Арал.
Кто там остался? Клоун Жирик?
Грызлов – бесцветный чинодрал?

Мужлан Зюганов? В этом списке
Хромого партинвентаря
Никто не стоит ногтя Слиски,
Про Ваш уже не говоря.

…Ирина, этот мир уродлив,
Он, как рогожа, обветшал,
Лишь Ваш изящный иероглиф
Его отчасти украшал.

Я предложить готов Вам руку,
А если скажете Вы «нет»,
Пойду и сделаю сеппуку —
В руке не дрогнет пистолет.

Сидит он крутит самокруточки,
И называет всех «голубчики»,
И на лице его ни тучечки,
Одни лишь ямочки да лучики.

Давайте ж выпьем за Анпилова,
Такого славного и милого,
Такой он мягкий весь и плюшевый,
Не зря зовут его Андрюшею.

А звался б, скажем, он Василием
Или, не дай бог, Афанасием,
Уж мы бы с криками «гаси его!»
Давно бы нос ему расквасили.

С колами по двору б гонялися,
Потом, конечно, извинялися,
Потом крестами бы менялися,
Прости, мол, дядя, обозналися.

Жаль, что гульбы не ожидается
И мордобоя не получится,
Ведь люди, хоть и ошибаются,
Но на ошибках всё же учатся.

Долго ль, друг любезный Вадик,
В просторечии Вадим,
Нам окучивать свой садик,
Знает лишь Господь один.

Он сидит себе на тучке,
Что-то в свой строчит гроссбух,
Но понять те закорючки
Наш не в силах глупый дух.