Игорь Моисеевич Иртеньев
Безбашенный игумен
«Беспартийная юность моя…»
Беспартийная юность моя,
Босоногая синяя птица,
Ты в такие умчалась края,
Из которых нельзя воротиться.
И на память оставила мне
Только память в разобранном виде,
Но и этой хватает вполне,
Так что я на судьбу не в обиде.
Помню, как опускал целину,
Повинуясь призыву генсека,
Чтоб ступила скорей на Луну
Трудовая нога человека.
Как ненастной осенней порой
С небольшим лилипутов отрядом
Я свергал государственный строй
Без усилья, одним только взглядом.
Не забыть мне и тот сеновал,
На котором в далеком июне
Я, сбежав от семьи, ночевал
С необъятной какой-то певуньей.
Этих ярких картин череда,
Состоящих из цельных фрагментов,
Сохранилась во мне навсегда,
Не считая отдельных моментов,
Что за давностью лет упустил.
Но припомнить могу и другие,
Чтоб на запись меня пригласил
Мой любимый канал «Ностальгия».
«Моя родитель женщиной была…»
Европейский совет собирается заменить слова «отец» и «мать», как несущие в себе дискриминацию по гендерному признаку, на политкорректное слово «родитель».
Моя родитель женщиной была,
Хоть занималась вольною борьбою
И на скаку остановить могла
Коня перед горящею избою.
Смолила непрерывно «Беломор»,
Похабные травила анекдоты.
В себе я отмечаю до сих пор
Следы ее родительской заботы.
Родитель мой в рождение мое
Хотя и лепту внес свою, не скрою,
Но обожал французское белье
И даже в юбках щеголял порою.
Был грациозен, ласков он и мил,
Ему легко вязание давалось,
Меня он грудью, помнится, кормил,
А что ему, бедняге, оставалось?
Так рос во мне с годами и крепчал,
Неся сквозь гормональные лавины,
Конфликт неразрешимый двух начал —
Моей мужской и женской половины,
Родительским пропахшей табаком,
Родительским вспоенной молоком,
Что до сих пор ведут между собой
Внутри меня свой беспощадный бой.
.
«Над Москвой ни облачка, ни тучки…»
Над Москвой ни облачка, ни тучки,
Пусто нынче небо над Москвой,
Довели вконец ее до ручки,
До черты последней гробовой.
Кто на шаг решился этот дикий?
Чья, скажите, поднялась рука
В День Победы, праздник наш великий,
Расстрелять из пушек облака?
Кто их, старых не щадя и малых,
Истребил под самый корешок?
А еще бухтел об идеалах,
Про Полтаву накропал стишок.
Кто твердил, что ясная погода
Для парада позарез нужна,
Утаив при этом от народа,
Какова погоды той цена?
Если обратился бы ко мне бы
Вдруг с вопросом наш столичный мэр:
«Нужно ль вам безоблачное небо?» —
Я б сказал: «На кой оно мне хер».
Я не против, в принципе, парада,
Пусть уж будет, коль заведено,
Но такого счастья мне не надо,
Если столь безоблачно оно.
Хоть на меня и смотрит косо
Гнилых эстетов пестрый сброд,
Но я московского колосса
Поныне верный патриот.
Пусть те, здесь умолчу о ком я,
Тревожа гордый твой покой,
В тебя швыряют грязи комья,
Но ты мне дорог и такой.
Внушая страх невинным чадам,
Вселяя трепет в стариков,
Вознесся ты над стольным градом,
Главой достигнув облаков.
Ты был подарен нам Зурабом,
Тобой гордился бывший мэр,
И был под стать его масштабам
Твой циклопический размер.
Кому еще пришло на ум бы
Единым росчерком пера
Позволить к тулову Колумба
Приляпать голову Петра.
Так стой же гордым изваяньем
Над побежденною Москвой
Как памятник его деяньям,
Как символ дури вековой.
«Рисует свастику парнишка…»
Рисует свастику парнишка
В подъезде дома моего.
Рисуй, не бойся, шалунишка,
Тебе за это ничего,
Поверь мне, дурачок, не будет —
Не те сегодня времена,
Тебя за это не осудит
Моя гуманная страна.
А и осудит – так не строго,
Чтоб жизнь мальцу не поломать,
Ведь ты в России, слава богу,
Она – тебе родная мать,
А не чужая заграница,
Насквозь прогнившая почти,
Где до сих пор не могут фрицы
В себя от ужаса прийти.
Где ты бы со своим бы «зигом»,
В своих бы гриндерсах, дружок,
На нарах оказался мигом
И там по полной бы отжег.
А здесь не тот, простите, случай,
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу