Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Когда умнели августовски дни,
прозрачнели осенними кострами
дерев и туч, и властными стихами
я управлял небесными огнями, –
высокими волынскими ночами
являлись мне торжественно они –
гиганты черные, глухонемые –
и их приветствуя, леса склоняли выи,

леса гремели темною листвой.
Полями над изжаждавшей землей
шли демоны, и душною грозой
казалось людям приближенье духа.
У чресел их встречались громы глухо
и вспыхивали молнийной стрелой.
И пепелили, низвергаясь, громы
сердца людей, и пажити, и домы.

Ни плач о мертвых, заключенных, нет,
не в жестоте лишений одичанье –
был страшен мрачный демонский навет.
И видел я: – исполевает свет:
бездушит мир, скудеет состраданье.
И дух неволило негодованье.
Бежали мы, но и в чужом краю
я видел скорбной родину мою.

Тогда, я слышал, говорили: сон
проклятый – годы чуждого засилья,
насильем кто ответит на насилья,
тот победит – второй Наполеон.
Не спорил я – ведь знал, что был рожден
не человеком враг, что носит крылья,
и тенью их, точащей адский яд;
он жжет сердец богоцветущий сад.

На демонские мрачные забавы
единственный пророчил я ответ:
миротворенье ангельское славы
молитвенной, Фаворский умный свет,
благочестивость дней, – быть может лет.
И тихим подвигом мы будем правы –
от немоты молитв – движенья губ –
враг рухнет в бездну, как подмытый дуб.

Путь скудный, неизвестный и упорный.
Я изменил ему в тот день позорный,
когда взомнил, что можно волшебством
достигнуть легче власти, чем постом,
над демоном. Но в магии той черной
знакомой сладостью, холодным торжеством
магически мне ямбы зазвучали
и в снах орфических аттические дали,

и гул эпический громады влажной вод
вновь огласил безумный хоровод
полуязыческих кровавых таинств.
Священный колос факелом цветет,
и Муза с лирой каменною манит –
мне чудилось – в успенье – тайный грот,
и оживает лира и над нами
звучит – до слез – знакомыми стихами.

Так в час решающий я был смущен
игрой бесовской. Детский полусон:
парк Павловский, в нем Музы, Аполлон
– вы, в отрочестве виденные боги, –
сказалось все. И я сошел с дороги,
где умный свет на мир струился строгий.
И в тайнопись страстей, стихий, светил
я ум свой возмущенный погрузил.

Услужлив Враг: в полях волынских встретил
я старца странного. Безумец жил
в заброшенном окопе. Он сложил
очаг из кирпича, на нем варил
похлебку из корней. Был странно светел
безумца облик. Он меня отметил,
мне фолианты древние раскрыл
– он спал на них – и тайну мне вручил.

Она была в магической колоде
старинных карт. Их знаки изучал
я в одиночестве ночами (на свободе
от дней, крутивших свой ленивый вал,
как тот орган, что в детстве на комоде,
стуча и щелкая пружиной, напевал
тягуче менуэты и романсы),
раскладывал волшебные пасьянсы.

Дух пламени, дух камня, влажный дух,
воздушный дух – войдите в язь и слух.
Вот немота по миру – снежный пух
расходится и снова – снова – снова
от лона оглушенного земного
до лона отраженно мирового
восходит трижды возглас – трижды три:
стань камнем – каплем – воздухом – сгори!

В тот год сурово было Рождество.
Мир, снегом оглушонный, ослепленный,
нехристиански правил торжество
священной ночи. Мрачно озаренный
лампадой керосиновой, зажженной
с молитвой духам, жаркий, воспаленный
я свой пасьянс магический метал,
записывал, клал на распев, марал.

И совершилось – может быть случайно
сложились карты, может быть истек
какой-то духам нареченный срок...
Он темен был, но был прекрасен – тайна
в чертах его светилась; был высок
и произнес так странно слово Бог –
от непривычки, может быть, от боли,
но я велел, испытывая волю.

И две минуты был в моих руках
весь мир. Я был всесилен. Взмах
ресниц, движенье брови, слово
повелевало духам. И готово
то слово было прозвучать в веках.
Но упоенье – в том не было злого –:
миг достиженья, власти, торжества
меня сковал. Кружилась голова.

Я представлял обугленных томленьем
во власти демонов, уже повитых тленьем –
их заживо гниющие тела...
И я встаю, торжественным движеньем
кидаю свет – летит звездой стрела –
горит страна – и черная зола
испепеленных демонов по свету
рассеяна –: взял прах, подул и нету