Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Стихотворения и поэмы. Том 1

Большое впечатление на Гомолицкого оказали в те месяцы «лоскутные обрывки „Цветов Польши”, которые доходили во время оккупации. Через океан, через фронты. Я перепечатывал их на машинке, они воздействовали наравне с листовками 578 578 578 Следует отметить, что это перепечатывание поэтической книги Юлиана Тувима могло иметь четкую практическую цель. Известно, что переброской в варшавское гетто литературных текстов, в т. ч. фрагментов «Цветов Польши», занимался Стефан Жулкевский (Stefan Żółkiewski), после войны ставший покровителем Гомолицкого. Они могли быть знакомы еще с довоенных времен (Жулкевский был школьным товарищем Северина Поллака по лицею Владислава IV в Варшаве). . Тогда же я прочитал в машинописной копии „Бал в опере” 579 579 579 Поэма «Bal w operze» Tувима. – потрясающе!» 580 580 580 Leon Gomolicki, «Dzikie muzy», Proza. 2, str. 274.

Сцены варшавского восстания Гомолицкий описал в некоторых из последних «Притч» и в своей книге «Часосбор» 581 581 581 «Czasobranie», Proza. 1, str. 265-371. . После разгрома восстания, в октябре 1944 г., «выходя из пылающей Варшавы, я уносил с собой блокнотик со стихами, переписанными бисерным почерком, как раз с мыслью о спасении» 582 582 582 Leon Gomolicki. Horoskop (Warszawa: Państwowy Instytut Wydawniczy, 1981), str. 77. Представляется, однако, что это был не «блокнотик», а машинописные тексты на маленьких листочках, которые находятся сегодня в архиве писателя. . Гомолицкие поселились в окрестностях Варшавы, откуда «был виден большой дымный гриб над пылающим городом. Дровяной сарай, сбитый из неровных досок и прилепившийся к лачуге, – таким было наше временное убежище. Железная кровать с сенником, на которой мы спали, рядом – железная печурка, которую я скупо кормил кусками угля, собираемыми на путях узкоколейки. Работал я грузчиком на угольном складе, но оттуда ничего выносить не удавалось» 583 583 583 Leon Gomolicki. Horoskop (Warszawa: Państwowy Instytut Wydawniczy, 1981), str. 94. . В столицу Гомолицкий попал сразу после освобождения города (после 17 января 1945): «Когда я вернулся на пепелища, город еще тлел. На разрушенных улицах расположились наши войска, устроившие там стоянку. Я обходил квартиры знакомых, разумеется, те, которые сохранились, – они были выгоревшими или разграбленными. Во дворах – кладбища крестов» 584 584 584 Leon Gomolicki, «Erotyk», Proza. 3, str. 342. .

1 марта 1945 г. Гомолицкий получил временное удостоверение личности, в котором профессией своей указал «бухгалтер». 6 июня 1945 г. он вступил в Польскую рабочую партию. Он стал также членом первого призыва только что созданного Общества польско-советской дружбы (ОПСД) и в 1945-1948 годах в Лодзи выполнял обязанности руководителя местного отделения этого общества. Кроме того, в 1945 г. Гомолицкий был принят в члены Союза польских литераторов (в 1950 г. он был заместителем председателя правления Лодзинского отделения этого Союза и дважды избирался в члены этого правления: в 1948-1950 и в 1956-1958 годах). В 1946 г. он вступил и в Союз польских художников. Следует напомнить, что не пострадавшая от разрушений Лодзь сделалась в 1945 году культурным и научным центром страны. Из числа знакомых Гомолицкого здесь в то время оказались, в частности, русские – Сергей Гессен, Сергей Кулаковский, Ксения Костенич, а из поляков – Влодзимеж Слободник. Сюда же из Варшавы переселился и товарищ его юности в Остроге Пантелеймон Юрьев. В круг ближайших контактов Гомолицкого вошли его добрый знакомый с 1930-х годов, переводчик русской поэзии Северин Поллак и литературовед Янина Кульчицкая-Салони (она родилась в Петербурге и была русской по матери), которая позже назовет его наиболее замкнутым из всех известных ей людей 585 585 585 Janina Kulczycka-Saloni, «Przedwojenne i powojenne pisarstwo Leona Gomolickiego», Przegląd Humanistyczny, 1995, Nr. 4, str. 50. . Здесь в Лодзи Гомолицкий в 1946 встретился с вернувшимся из эмиграции в США Юлианом Тувимом. «Я остановился перед витриной книжного магазина, и – кто-то обнимает меня сзади. Впервые после многих лет я увидел его лицо вблизи, внимательный, дружелюбно-внимательный взгляд: Вы живы, как это хорошо! Смысл этих слов – как это хорошо, что мы вообще еще живы. Возвратившись на родину, он разыскивал людей, которых знал перед <���войной>. В ходе той первой встречи он пожаловался мне, что не может напечатать “Бал <���в опере>”» 586 586 586 Leon Gomolicki, «Dzikie muzy», Proza. 2, str. 274. .

К концу 1940-х годов Лодзь свое положение утрачивала, и издательства и редакции журналов, а вслед за ними и писатели перебирались в столицу. Не считавший Лодзь конечным пунктом назначения, Гомолицкий с 1949 г. и до последних лет жизни обращался к руководству Союза писателей и в Министерство культуры и искусства с просьбой рассмотреть возможность своего возвращения в Варшаву, которую называл «городом моей самореализующейся зрелости» 587 587 587 Leon Gomolicki, «Biografia i jej ekspresja twórcza» <���ответ на анкету>, Tygodnik Kulturalny, 1974, Nr. 35, 1 września, str. 4. . Однако хлопоты его успехом не увенчались, и до конца дней своих он остался жить в Лодзи в доме Союза польских литераторов на ул. Бандурского, 8 (затем Мицкевича, 15), кв. 21.