Контакты между литературными центрами эмиграции были затруднены или нарушены. Последним напоминанием о былой жизни явился сборник Ковчег , выпущенный за океаном, в Нью-Йорке участником «Скита» В.Ф. Мансветовым под эгидой местного Союза русских писателей и названный по имени сборника, в свое время, в 1926 году, вышедшего в Праге. Редактору удалось заручиться поддержкой авторов во Франции и на Дальнем Востоке, в дополнение к писателям, жившим в Америке или перебравшимся туда, как и он сам 535 535 535 «Скит». Прага. 1922-1940. Антология. Биография. Документы, стр. 427.
, после начала войны. Представлены были там и поэты «Скита», рукописи которых Мансветов, по-видимому, взял с собой перед отъездом из Праги 536 536 536 Предполагался выход сборника и в переводе на английский язык. См.: «Литературные сборники “Ковчег”», Свет (Wilkes-Barre, Pa., U.S.A.), 1941, № 23, 23 мая (5 июня), стр. 6.
. В помещенной в сборнике статье Мансветова, утверждавшей историческую роль феномена русской эмигрантской литературы, подчеркнута была ценность факта ее полицентричности. Статья обращала внимание на недостаточную осведомленность о работе иных, кроме Парижа и Праги, гнезд ее:
Отдельные имена, отдельные случайные вещи. Немного больше известно о европейской периферии (Эстония, Латвия, Польша, Балканы), совсем почти ничего – о слишком далеком Дальнем Востоке. Не говорю уже об Америке, где мы теперь находимся и о которой мы, сидя в Европе, не знали ровно ничего. А ведь во всех этих местах, чересчур отдаленных от центров, были и есть интересные, талантливые писатели. Вот несколько имен, первых пришедших в голову: К. Гершельман, Ю. Иваск, Л. Гомолицкий, С. Барт, харбинский талантливейший поэт В. Перелешин, шанхайская писательница Н. Резникова, американцы – П. Балакшин, Т. Остроумова. Называю этих авторов просто потому, что случайно мне пришлось с их творчеством познакомиться, а сколько таких, о которых я только слышал...
Не принять в расчет их творчества, говоря о зарубежной литературе, – значит исказить ее общую картину. Тем более, что все эти «периферийные» писатели и по своему творческому складу очень отличаются и от парижских, и от пражских. <...> Во всяком случае, без этих писателей полного и правильного представления о характере зарубежной литературы составить невозможно 537 537 537 Влад. Мансветов, «Неизвестная литература», Ковчег. Сборник русской зарубежной литературы (Нью-Йорк, 1942), стр. 228-229.
.
Упомянул Гомолицкого и А.Л. Бем в своем выступлении об эмигрантской литературе на вечере в Праге 19 мая 1944 года 538 538 538 А.Л. Бем, «Задачи современной эмигрантской литературы», «Скит». Прага. 1922-1940. Антология. Биография. Документы, стр. 682-685.
. В своей исторической части оно, в сущности, повторяло концепцию энциклопедической статьи Бема 1939 года. Говоря о фланге эмигрантской поэзии, для которого литература была не средством самовыражения, а орудием преображения жизни, она особо выделяла «архаистов» – Ник. Гронского и Льва Гомолицкого (стр. 683). Никакого упоминания Ариона в наброске речи не было, при том что критик эту работу Гомолицкого знал.
Сформулированная в Арионе литературно-эстетическая платформа в творчестве автора того времени получала лишь частичное, довольно ограниченное отражение. Если бы вышло задуманное им в 1940-1941 году итоговое собрание своих стихотворений в трех томах 539 539 539 22 февраля 1941 Гомолицкий писал В.Ф. Булгакову: «Я теперь с Божьей помощью довожу до конца упорядочение своих стихов, от юношеских начиная, и, если бы была возможность в будущем издать, видел бы издание в трех книжках: первая (главная) – состояла бы из Цветника (в том виде, как послал теперь Вам: Цветник (2 стих<���отворения>), Притчи (22), Поэмы) и Ермия; вторая – из большой автобиографической поэмы в 10 главах (Вам я послал 8 глав и теперь дописал 10-ую; девятая пишется [в ней между прочим предполагаю описать смерть Философова]); третья – из стихов юношеских Отроческое (1920-25), двух циклов Сонце и Дом, объединенных под заглавием После Света (1926-33) и Разных Стихотворений (1933-38). Этим был бы подведен итог всему. Теперь можно начинать заново, или перестать вовсе». Этой программе соответствует машинопись «Отроческое», подготовленная в тот же период и находящаяся и в собрании Русского культурно-исторического музея (В.Ф. Булгаков) в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) в Москве – фонд 6784, оп. 1, ед. хр. 50, и в архиве Д.С. Гессена в Праге – Literární archiv Památníku Národního písemnictví (Прага), шифр: 03-96-0222.
, оно, впервые представляя читателю большой корпус прежде никогда не публиковавшихся стихотворений, не оставило бы сомнений в том, что архаистический эпизод явился кратковременным уклоном в его литературной биографии и прокламируемая новая стилистическая манера выглядела чужеродной на фоне всех предыдущих этапов его пути. Но если бы это издание действительно состоялось, оно выявило бы и другую замечательную особенность облика Гомолицкого – его намеренный «протеизм», постоянный страх перед застыванием и канонизацией форм.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу