Здесь Арион ставил вопрос: «возможно ли такое искусство, которым владели бы силы не под-, но сверх-сознательного?..» 531 531 531 Ранее, в газетных статьях, Гомолицкий в таком контексте употреблял термин «сверх-умное».
На этот вопрос призвана дать ответ последняя, седьмая глава – «А стих елико прорицает». Указав на сложность отношений между религией (верой) и художником и вернувшись к разговору о проявлениях демонической («демонской») власти в искусстве, автор соглашался с «подвижниками» в том, что эстетическое чувство, по сравнению с «блаженством, обетованным религией», по природе своей безблагодатно. И всё же «моментами, проблесками для него возможна благодать сверхсознательного». Такое чудо лишь дважды состоялось на Руси: ода Державина «Бог» и опубликованная полтора столетия после этого поэма Гронского «Белладонна». Созданная двадцатилетним юношей, эта поэма – «не простое явление, но нечто уже нездешней силы, порывающее законы естества». Замечательна и ее чисто формальная сторона: «Гронский почти не действует метафорами или какими-либо иными приемами иносказания. Из трех элементов ломоносовского высокого штиля им избраны как главное средство – архаизмы». Обратившись к своим одическим истокам, русская поэзия вернула архаическому стилю (в основе своей восходящему к церковно-славянскому языку) его религиозное значение. У Гронского архаизмы – не просто стилистическое средство, а (как говорит Гомолицкий) «глагол»: функция их – «ассоциация в плане сверх-, а не под-сознательного, ассоциация в плане релиrиозном». Вот почему книга о новой русской поэзии и провозглашает Гронского «кифаридом Арионом» 532 532 532 За год до того в набросках к автобиографическому роману в стихах Гомолицкий писал: Я ж аватаром Ариона на берег спасшийся певец – пишу средь уличного звона, ненужных истин новочтец...
.
В Арионе Гомолицкого, конечно, нельзя искать объективного и надежного исторического или критического обзора поэтического двадцатилетия. В ней – не столько детальный и трезвый анализ достоинств и слабостей обсуждаемых поэтов, сколько ряд отвергаемых автором или притягательных для него сценариев в нащупывании пути собственного поэтического развития. Умерив полемические крайности, содержавшиеся в прежних газетных публикациях, и ставя задачей дать картину творческих альтернатив, возникавших перед его сверстниками и перед ним самим, автор книги не замечал, как шатки и противоречивы его общие построения, сколь голословны и неубедительны были его вердикты и прогнозы. Без понимания того, что Арион – в первую очередь личный документ, скрытая исповедь, отражение борьбы с самим собой, – многое в книге ускользает от нашего понимания или кажется бессодержательной, выспренней риторикой 533 533 533 Так, кажется, восприняла ее З.Н. Гиппиус. На экземпляре Ариона, посланном в Париж с дарственной надписью «Дмитрию Сергеевичу Мережковскому в знак глубочайшего уважения автор. 9.8.39. Варшава» (Библиотека Стэнфордского университета), многочисленные пометы Гиппиус свидетельствуют о резком неприятии и высмеивании языка Гомолицкого и содержания его утверждений. Иллюстрацией может служить вопросительный знак на полях на стр. 16 (о Смоленском), против слов «Смерть души, – мы знаем, – не может наступить под действием разлагающей физическую оболочку ее, той, простой, перстной, ликой смерти». В конце книги, на чистом листе, З.Н. Гиппиус стала набрасывать черновой текст стихотворения. Так как этот лист библиотечной книги был впоследствии утрачен, приводим описание его по находящейся у нас фотокопии: Ты не любишь овец покорных Непропадающих Ты любишь других, упорных И вопрошающих Услышишь вдали, за оградой Блеют тревожные Ты ищешь, покинув стадо**, Где – бездорожные? И каждая овца, отвечая, Знает, что искони Тебе она, вот такая, Самая близкая. Варианты: 6. Исправлено из: Блеянье их тревожное 7. Исправлено из: Идешь к ним, покинув стадо после 8. Зачеркнута строка: Заботливо ищешь, зная после 8. Зачеркнуто начало строки: Что 9. Исправлено из: И каждая, тебе отвечая 10. Над последним словом надписан вариант: рыская 11 Исправлено из: Она тебе вот такая Ср. вариант, опубликованный В.А. Злобиным в Новом Журнале, ХХХ (1952), стр. 127, и текст, включенный в издание Темиры Пахмус: З.Н. Гиппиус. Стихотворения и поэмы. Том II. 1918-1945 (München: Wilhelm Fink Verlag, 1972), 4-я пагин., стр. 80.
.
Поскольку Арион вышел за несколько недель до Второй мировой войны, начавшейся 1 сентября 1939 вторжением нацистской Германии в Польшу, он остался неизвестным большинству упомянутых в тексте персонажей и незамеченным критикой. Сохранилось очень немного экземпляров из выпущенного в Париже тиража, а в польских хранилищах уцелел, насколько нам известно, лишь один – поднесенный автором литературному критику Каролю Заводзиньскому 534 534 534 Экземпляр в библиотеке Музея литературы в Варшаве имеет дарственную надпись: «К. Заводинскому на суд и осуждение – автор. 10.8.39». На экземпляре карандашные пометы Заводзиньского.
. В пламени войны, охватившем Европу, заботам о новой поэзии русского Зарубежья места не было.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу