Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Суденышки, столетние плотины,
Цветущие когда­то города, –
Размыты плодородные равнины,
Потоплены и люди и стада.

Повалены гиганты Дон­Кихота
От рыцарей Нептуновых копья, –
На зрелище глядеть мне неохота,
На торжество морского бытия.

Я муравей, считавший муравейник
Конечной целью жизни на земле,
И с ужасом, как спасшийся келейник,
Гляжу на трупы в тине и во мгле.

Он тысячи изрезал мертвецов,
Чтобы узнать хоть что­либо о жизни,
Но к суеверью должен был отцов
Вернуться – на познанья жалкой тризне.

Он изучал кровавый, тяжкий плод
Безумия людского и позора, –
Погибших средь потока бурных вод,
Повешенных, расстрелянных зазорно,

Умученных в острогах за мечту,
Распятых за измышленную веру, –
Как убивали в мире красоту,
И люди умирали за химеру.

И он вернулся к Эросу Христа
И умер у подножия Распятья,
И древняя загробная мечта
Его прияла в чистые объятья.

Что жизнь? Жемчужная на волнах пена,
Несомая неведомо куда.
В нее рядится, как в фату, сирена,
Ее дробят бегущие суда.

Как кружево, она видна на гребнях
Бушующих неукротимых волн,
Но жемчуг света – в голубой обедне –
Лишь миг один одушевленья полн.

Как эта пена – наши поколенья:
Подъемлются ликующей весной
И, побезумствовав одно мгновенье,
Скрываются в небытия покой.

Но во сто крат красивей пена моря,
Разбившаяся о морщины скал,
Всех несказанных летописей горя,
Что Нестор в келье мрачной написал.

Пространство всюду. Бездна светолет, –
Рождающихся среди мрака звезд.
Усопших отвратительный скелет –
И без конца – космический погост.

Я только пепел гаснущих светил
Познал, я, ввергнутый навек в острог.
Фантазии мне не хватило крыл,
Чтоб отыскать тайник, где скрылся Бог.

Туда – на облачные минареты,
Ушедшие в лазурь небес как перст,
В мечтаньях любят улетать поэты:
Там купол голубой для них отверст.
Что им кровавый социальный гомон?
На кладбищах ожесточенный бой?
Их меч давно в таком безумьи сломан,
Они уверовали в край иной.
Мы – мох на плитах гробовых, мы – тина
На дне морском, и ни к чему возня.
Лишь облаков манит еще картина,
Да отпрыск новый у гнилого пня.

Ведь те же песни пел Гомер,
А звук мелодий вечно нов.
Течение веков – пример
Всего многообразья слов.

Всё, что исходит изнутри,
Навеки сказано векам:
Поэзия – как цвет зари,
Ее познал уже Адам.

Весь шар земной – сплошное царство Смерти,
Где подданные все осуждены.
Уж в люльке каждый в траурном конверте
Свой приговор приял у врат тюрьмы.
Что в том, что это только вексель белый,
Куда любой возможно вставить срок?
Что в том, что ты бежишь, как угорелый? –
Тебя настигнет и в пустыне рок.
Ты – за решеткой в мировом Синг­Синге,
И креслице готово для тебя.
Будь хоть бойцом кулачным ты на ринге,
Тебя настигнет Смерть, в свой рог трубя.
И шар земной постигнет та же участь, –
Он и теперь уже без головы
Орбиты пишет, в бесконечном мучась,
И мы на нем – бактерии, увы!

Космический корабль наш неустанно
Несется по небесному пути,
А мы на нем разбойничаем странно,
И царства Божьего не в силах обрести.

Нет Кормчего у нашего фрегата:
Мы в мятеже убили Божество,
И каждого смирившегося брата
Казним за творческое естество.

Мы без ветрил и без руля несемся
Вкруг Икса непостижного, над Ним
Как одержимые, глумясь, смеемся,
И в небо непонятное глядим.

И наш корабль нам будет мавзолеем,
Когда замерзнем мы или сгорим,
И нам никто тогда святым елеем
Не смажет пяток, как священный Рим.

Как я устал за тягостную зиму,
Повергшую меня на дно тюрьмы.
Пора бы навсегда оставить схиму
И жить для посоха и для сумы.

Как хорошо б между полос пшеницы
Брести весь день в пыли степных дорог
И петь псалмы, как полевые птицы,
И ночью спать, зарывшись в свежий стог.