Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

И голосок ответил жалкий:
«Оставь, я умер, не звони!
Поставь мне в горлышко фиалки
И, помолясь, похорони!

Я детство, детство золотое,
Но безвозвратное твое,
Теперь ты всё одень стальное
И острое возьми копье!

Стань рыцарем мечты Господним,
Твори страдая и борись,
Будь одиноким и свободным
И смело устремляйся ввысь!»

И оборвался серебристый
Бокальчика вдруг голосок,
И трещинки его змеистой
Покрыл алмазный волосок.

Под черной аркой эстакады,
Откуда в голубые страны,
Визжа, как адские цикады,
Пшеницей нагружают краны

Судов гигантские кузовы,
Я траурной походкой шел,
Шагая через кабельтовы
На самый отдаленный мол.

Вот за громадой портовою
Последний пароход исчез,
И саблей засерел кривою
В аквамаринах волнорез.

У маяка, где вились чайки,
Морей крылатые ракеты,
И серебристых рыбок стайки,
Царя подводного монеты,

Я опустился на колени
И детства мертвого Грааль
Похоронил в жемчужной пене
В Эвксина голубой хрусталь.

Беззвучно он скользнул в пучину,
Алмазом радужным горя,
В волны затрепетавшей спину
Забулькало два пузыря.

Лишь скромный венчик из фиалок
На зыбком зеркале остался
Добычей пенистых русалок
И тихо, тихо колыхался.

И скоро рыбок серебристых
Собрался плещущий мирок
К мощам бокальчика лучистым
Глазеть на золотой кружок.

И долго в голубом муаре
Я видел милый силуэт,
И только в сумерек пожаре
Исчез его прозрачный свет.

Прощай же, детство золотое,
Прощай, хрусталевый бокал,
Пусть вечно море голубое
Вам вечности поет хорал!

Однажды в зное полудневном
По ослепительной пыли,
Кивая облачным царевнам,
Что в дивной синеве плыли,
И напевая жарким, жутким,
Но вдохновенным языком
Стихов рифмованные шутки,
Усталый юноша шагал,
Спускаясь через перевал
Меж Луккой тихою и Пизой,
Покрытой мраморною ризой
И кружевом витых колонок,
Где так неизъяснимо звонок
Коленопреклоненной башни
Трезвон, где дьявольские шашни
Барочных зодчих не могли
Мишурным блеском корабли
Унизить Божьих базилик.
Но вот и моря синий лик
В уединении суровом
Исчез в зигзаге известковом,
И белая стремглав змея
Дороги побежала вниз,
В зеленый падубов карниз,
К оливам мирным, и затем
К одетой в крестоносный шлем
Громадной каменной фелуке,
Красавице заснувшей Лукке.
Какая тишина и зной!
Как давит сумка за спиной!
Атлант с вселенной на плечах
Стократ был легче нагружен.
Чем дальше, тем всё больше чах
На зное полудневном он.
Ему на вид лет двадцать пять,
Но неказистую он стать
Имел в наследство от природы,
И многие уж, видно, роды
Пред ним проклятия печать
Носили на челе познанья,
И много до него страданья
Духовного копила мать!
Какой там может Геркулес
От жалкой белки в колесе
Для новых сказочных чудес
На солнцем выжженной косе
Родиться с радостью святой.
И всё же не одной чертой
Лица смятенного он был
Похож на ангелов святых;
Горбатый, тощий Гавриил
С котомкою и посошком,
Он шел себя благовестить:
Он верил двадцать лет назад,
Что грезу можно воплотить,
Что прокаженный Божий Сад
Оздоровить словами можно,
Хотя не раз уже тревожно
Он зверя словом пробуждал,
И кубок чистый иссякал
Поэзии от тленных уст,
И мир казался жутко пуст.
Но счастье было лишь в пустыне,
На облачной в горах тропе,
На борозде солено-синей,
На вырастающей стопе
Нерукотворных песнопений.
И сотнями стихи и версты
Считал он в бездне за собой,
И дальше всё в туман отверстый
С Агасфером наперебой
Шагал, шагал себе зачем-то
От Фиолента до Сорренто,
От Сиракуз до Аригента,
От мертвой Капуи до Рима,
От Фиоренцы к Camposanto
Пизанскому и дальше в Лукку;
Всегда один с угрюмой схимой,
Всегда таящий благодать,
Всегда готовящийся руку
Кому-то близкому подать,
Но всюду безразличных рать
И мелких бесов легион
Встречал он на пути своем
Среди лазоревых хором;
Душа же сродная, как сон,
Как бледный призрак за веками,
За гранью смерти и миров
Ненаходимою осталась,
В мильонах мест не отыскалась.
Через могильный часто ров
Он видел в тьме тысячелетий,
В мистическом каком-то свете
Свои прекрасные мечты.
Но сколько ни глядел он в очи
Живых людей, темнее ночи
Они казалися ему,
И крепче всё тогда суму
Он стягивал, и посошок
Втыкал в зыбящийся песок.
И шел и шел… Куда? Зачем?
Я и теперь того не вем!