Анатолий Гейнцельман - Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Отцветают холодные астры,
Осыпаются кленов листы,
Как червонные Флоры пиастры,
На дрожащие с плачем кусты.

В вороненых угрюмо шеломах,
Проплывают дружины небес
И в пурпуровой чащи хоромах
Отпевает покойницу лес,

Отпевает сестру Персефону, –
И гирлянды увядших надежд
Достаются сомненья грифону
И насмешке горячечных вежд.

Мы с природой в смертельном разладе,
Ей Христовых не надо скорбей,
Ей символы дороже Эллады
И Мемфиса святой скарабей.

Исстрадавшимся чуждо веселье
И чертоги весенних богов,
Подземельная схимника келья
И рубцы от идейных оков

Нам дороже вакхических оргий
И душистых лавровых гирлянд,
Дон-Кихот и святитель Георгий –
Исступленный теперь флагелант.

Нам осенние лишь песнопенья
Неутешной Деметры сродни
В эти тусклые дни отреченья,
В эти подлости серые дни.

Насыпай же над нами пиастры,
Золотая, осенняя фея,
Мы – холодные мертвые астры
Над растерзанным трупом Орфея.

Жизнь, отраженная в хрустале
Тысячегранной чаши,
Словесное сальто-мортале
В непроходимой чаще
Страданьем вываянной флоры,
Тоской измышленной страны,
Фантазии несущие фольклоры –
Окамененному нужны,
Дабы от воплощенья фальши,
От матерьяльной тошноты
Нести всё выше и всё дальше
Под вымысле Шехерезады,
Переползая палисады,
Голгофы тяжкие кресты.
Но будь он трижды дивно-странен,
Фантазии непостоянен
Искристо-пенистый бокал,
Изгибы сказочных лекал,
Гипербол бешеная дикость,
Символов яркая великость,
Пегаса выспренний полет
Нас опьянять перестает.
Тогда мы снасти корабельной,
Где притаилась синева,
Наивной песни колыбельной
Баюкающие слова
С рыданием предпочитаем,
И земно-земно припадаем,
Причаля грезы корабли,
К нехитрой, изможденной груди
Давно отвергнутой земли,
И в Божьем ювелирном чуде
Забытую находим красоту,
Тогда к иссохнувшему рту
Листочек прижимаем клейкий,
Цветочка детский аромат
Вдыхаем, песней соловейки
До слез растроганы, как дети,
И в крест засохнувшие плети
Слагаем ручек наконец
И шепчем: Авва, наш Отец!

Без Бога мир поэты не приемлют,
А без поэтов одичал бы свет,
С тех пор, как дух обуревает землю,
Безбожников среди поэтов нет.

Слагая слов душистых вязеницы,
В экстазе горнем чувствует поэт,
Как шестикрылые слетают птицы,
Безбожников среди поэтов нет.

От деда всех поэтов Гезиода
До хилых виртуозов этих лет
Отступника не видела природа;
Безбожников среди поэтов нет.

Где творческая разлита стихия
И мир чеканит в образы поэт,
Там духа чистая евхаристия;
Безбожников среди поэтов нет!

Прикуйте на три дня к галере
И к тачке в рудниках меня,
Но на четвертый в старой вере
Молиться дайте на Агня.

Равняйте по три дня с ослами,
Клеймите красною звездой,
Но на четвертый под крылами
Уплыть позвольте за собой.

Слепите по три дня и плюйте
За ересь старую в глаза,
Но на четвертый посох суйте
И покажите, где стезя

И спрятанное вами солнце;
Быть может, до смерти дойду
Я в арестантском балахонце
По заметенному следу

К ажурной Джотто колокольне
Под купол мощный Брунеллески,
И к сонмам адорантов фрески
Меня причислят сердобольно.

Поэтам ничего не надо
При дележе земли;
Им слово, пьяная менада,
Купающаяся в пыли
Палящей золотого Феба, –
Амврозии фиал,
И неба голубая Геба,
И царственный Эскуриал.
Им многострунность звуков гласных,
Согласных бронзовый тимпан
Сливает в хоровод согласный
Воскресший мусикийский Пан.
Им вечных зиждимость символов
Открылась в мировом оркестре,
Где с обучаемых оболов
Не собирают на палестре.
Поэтам ничего не надо,
При тирании и коммуне,
Под неба синей колоннадой
Неумолкающие струны
Всё так же жертвенно звучат,
Величье славословя Бога;
У прадеда и правнучат
Одна великая дорога!
Меняются одни названья,
Но до последнего дыханья
Поэту только слово надо,
Вселенной пьяная менада!