Григорий Ширман - Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Под ногами в мураве
Звезды прыгали пугливо,
Не одна луна, а две
Нам светили в час прилива.

В той стране, где жгут мечты,
Где моря зажгла синица,
В той стране, что песням снится,
Тихо встретился мне ты.

Чтоб огонь земной сберечь,
Я упорно дрессирую
Непокорную, сырую
Человеческую речь.

Вы, слова, слова как львы,
Полно вам гулять вразвалку.
Я беру перо как палку,
Чтоб послушны были вы.

Вы умеете манить,
Говорить с пустынным ветром,
Так ступайте строгим метром
По снегам моих страниц.

В шкурах крапчатых ночей
Вы к очам моим причальте,
Буду холить вас в асфальте
Городов земли ничьей.

Там, хоть камень возопи,
Не поймут пустынь горенье,
Там по голубой арене
Водят солнце на цепи.

Надо мной кривите рожи!
Я – влюбленный триумвир.
Египтянка мне дороже
Рима, славы и порфир.

Это я при Акциуме
Проиграл позорно бой,
Чтоб рабом я с нею умер
На постели голубой.

Флот империи великой
Я в волнах похоронил
Ради солнечного лика,
Озаряющего Нил.

И бессмертьем обеспечен
Я на долгие века,
И поэтам в смуглый вечер
Я кричу издалека:

Я – Антоний, я тот самый,
Чья любовь была вино,
Стройте мне стихи как храмы,
Я живу и жил давно.

Пусть ржут и пляшут вражьи кони,
Как Зигфрид я неуязвим,
Я в крови выкупан драконьей,
И я кичусь мечом своим.

Он рубит всё, и пух, и камень,
Острей чем пламень он и лед,
И золотыми языками
В пространстве звон стальной плывет.

Дубы шипят, лепечут клены,
И бор трубит во все стволы...
Веселой влагой утоленный,
Ужель паду я от стрелы?

Меня внесут в бургундский замок,
Положат на квадраты плит,
С печальной страстью вдовьих самок
Мне грудь Кримгильда оголит.

Но в миг, когда войдет убийца,
В усах усмешку затая, –
Из раны свежей зазмеится,
Взывая к мщению, струя.

Атом буйствовал вначале,
Громом дрогло естество,
Жгли зубцы, игру кончали
Ледохода моего.

Никуда он плыл разумно,
Снег тревожный унося, –
Формой хаос цвел, чтоб шумно
Щупал эхом юность я.

Яд юродивых эфира,
Щедрость широчайших чаш,
Церемонный храм факира,
Ум твой смелый – робкий паж.

Он не нужен музе ласки,
Красоты и звонких жаб, –
Египтянки дремлют глазки,
Веет бархатом арап.

Изольды лик суровый,
По нем бы я не чах,
И косы как оковы
На девичьих плечах.

И Тора молот яркий
На своде голубом.
Как молнии подарки
В твой тихий, тихий дом.

Белеют занавески,
В их крепкой пене ты,
И подбородок резкий,
И свежих глаз цветы.

На запад мчались каравеллы
За индианкой золотой,
Качался месяц осовелый
Над океанской темнотой.

Бросались крепкие матросы
На медных жен и дочерей,
Испуг и трепет плосконосый
Их раскалял еще острей.

И белый мед Европы вылив
И выжав с болью капли все,
В пернатых шалях смятых крыльев
Они по чуждой шли росе.

Грузили золотом и хиной
Коралловые корабли,
Пьянели музыкой стихийной
И в трюмах крови яд везли.

Он был спиралями завинчен,
Нежнейшими из спирохет.
Его не вылечил да-Винчи
У Борджиа во цвете лет.

Цари, и папы, и поэты...
Как в смертных он вонзил кинжал.
И величайший сын планеты
Его конца не избежал.

Хаос, хаос, это ты когда-то
Кирпичи вселенной обжигал.
Я храню твой пепел розоватый
В черепе, граненом как бокал.

Нежен пепел, точно пена нежен,
Но под ним огнистая волна,
Та волна зеленой бритвой режет,
Лезвиями глаз горит она.

А на дне клокочет камень алый, –
Сердце, раскаленное тобой,
От него растут во все концы кораллы
Жилами в стихии голубой.