Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов

И я когда-нибудь — опять
В мой нелюбимый город.
Скормлю монетку в автомат,
«Алло» возьмёт за горло —
И я опять скажу «привет»
И отшатнусь от трубки:
Ори! Да, через столько лет —
Не призраком, не трупом —
Живая, мокрая (туман!),
Кто первый отогреет?
Нальёшь ли, Галицкий, стакан?
Нальёшь? Тогда скорее!
А Ленка где? Ах, здесь! Давай!
Алло, сейчас я буду!
А ты сгущёнку открывай,
Побольше ложку доставай
И дождь уйми покуда!
И будет так: тепло и свет,
И пышный друг Гораций*
Достойно примет мой привет
И с византийской грацией
Уйдёт налево — без речей,
Не щуря ведьминых очей.
А нам отшибло словеса
С размаху узнаванья.
Всё смазано — одни глаза!
Секунды замерли в часах
И пульс не отбивают.
Вот мы какие — через срок!
А в горле — как лимоном...
Мы лучше стали? Что за прок
В не столь уж отдалённом,
Не столь уж смертном — если мы
Не чище, не смелее —
Из путанки! Из мокрой тьмы!
Налей — да отогреем
Всё, что примёрзло, — не сказать,
Не выдохнуть за годы...
Звучней, стаканов голоса!
За то, что у друзей глаза
Всё те же! За свободу!
Не за эрзац по паспортам,
Не лагерь без конвоя —
За ту, что с нами даже там,
За то, что в нас — живое
Всё так же бьётся и болит!
За то, что Галицкий — пиит!
За то, что Ленка так добра,
Как будто бы не из ребра,
А из слезы сотворена!
И за Наталеньку! Она
С осанкой киевской княжны
Заварит чай из бузины,
А может, мяты. И на стол —
Стихи да хлеб, кто б ни пришёл.
Мы всё подчистим на корню...
О, хлеб друзей! Не уроню
В тебя сентиментальных слёз!
И так не высохнешь авось.
...Тут все закурят. Я одна,
Запрету мужнему верна,
На сигарету погляжу,
Вздохну — и блюдце оближу
Из-под сгущёнки. Мне дольют,
И расслабляющий уют
Меня охватит, покачнёт —
И времени тюремный счёт
Совсем отпустит. Захочу
Не электричества — свечу,
Чтоб возносилась не спеша
Её прозрачная душа,
И чтоб из воска лить цветы,
А Юрка чтоб развёл мосты,
И чтоб сверчок на огонёк
Пришёл. И мы за болтовнёй
Забудем полночь. Ну её!
Нам утро радости нальёт!

Всё, как я просила:
Будет мне, будет
(Господи, спасибо!)
Дальняя дорога
И новые люди.
Будет мне, будет
Бездомная песня
И гордая память.
Будет мне небо,
Добытое честью,
И плащ под стопами.
Будет мне —
Когда же —
Счастливая сказка
В полыни и мяте,
Платье, полумаска,
Кружевная пляска...
И никто не скажет:
— Пожила и хватит!

Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)
Всё старается тонкие лапки свои посчитать.
Но полученной маленькой цифре он мудро не верит
И сердито бормочет: «Не вышло опять ни черта!»
Он соткал чертежи, он углы вымеряет прилежно,
Он решает задачу с капустой, где волк и коза,
Но не верит ответу и снова шуршит безнадёжно,
И вздыхает: решение ясно, а как доказать?
Ах ты, чокнутый гений, распятый на координатах,
Чудачок-Пифагор, полоумный тюремный пророк!
Подожди уползать, я поверю твоим результатам!
Пораскинь вензеля, посчитай мне, пожалуйста, срок.

Я с мышами и звёздами говорю,
Я зелёную луковку полила,
Я сухарь покрошу в окно — январю,
А он мне узор на форточке — два крыла —
Ясным сахаром насечёт:
Холод-хруст!
И — снежинку с мятным лучом:
— Какова на вкус
Шестикрылая? Не горчит голубым — печаль?
Первый круг — не сердцу ли вопреки?
Но я знаю, что ему отвечать:
— Всё в порядке, мастер,
Твоей руки
На устах не тает печать
Филигранная, и почётней нет
Белых звёзд на моих плечах.
Вифлеемских тех эполет
Удостоена — благодарю,
Что как женщине — в кружевах —
Ты сковал их. Пока жива —
Сберегу чистейшими — январю
Обещаю. Кричат: «Виват!»
Воробьи, чтоб мастеру не грустить.
И я пью из чаши, его резьбой
Изукрашенной. Он говорит:
— Прости,
Я боялся пересластить.
Бог с тобой.

Куклу с моющимися волосами!
С голубыми испуганными глазами!
С круглой попкой и пальчиками-конфетками
Во дворе купала дочка соседки.
Вдохновенный обряд напоказ творила:
Наливала воду, взбивала мыло,
Локтем пробовала: не горячо? —
И лила на розовое плечо —
Дорогое, немецкое (мягкий пластик)!
Мы сгорали молча, в жестокой власти
Аккуратных ресничек в шёлковых бликах,
Добросовестных щёчек цвета клубники,
Русых локонов и ладошек зябких,
И бесстыдства кружев, снятых хозяйкой.
А наш худенький круг обходила зависть
И моргала пластмассовыми глазами.
И уже выбирала: кого — себе —
Навсегда? Кому судьба — поседеть
У неё под мякотью локотка,
В пышной сласти сахарного лотка,
В нежной ванночке,
что в коробку — комплект! —
Упакована? Кто за входной билет
В изобильную благодать
Первым взносом — попросить дать
Подержать! Дотронуться! Посмотреть!
Заплати — и конец игре!
И щенкам, посягающим на газон,
И слезам над обиженной стрекозой,
И ещё чему-то. Мы знали это,
Отступая в босяцкую вольность лета:
К самодельным коням, хворостинке-шпаге,
Треугольному киверу из бумаги...
Как с арены звери, презрев опилки,
Мы ушли, деревянно держа затылки.
И свой гордый выбор перестрадали,
Подчиняя сердце такту сандалий.