Александр Дольский - Стихотворения

Ведь до несчастья не дожил я.

Прикидывался я шутом,

Смеялся я над целым светом.

И свет мне отплатил потом,

Назвав бродягой и поэтом.

Я голодал, но не всегда.

Зимой ходил в одежде летней.

Я счастлив был?

Конечно, да?

Я был счастливей всех на свете!

Серьезным быть необходимо -

Чтобы стать легкомысленным.

Нужно быть глупым непроходимо -

Чтобы достичь абсолютной истины.

Нужно быть маленьким, как муравей -

Чтобы осознать свое величие.

Нужно работать тысячи дней -

Чтоб заплатить за себя наличными.

Нужно быть очень хорошим -

Чтоб понять, как ты плох.

Нужно иметь невозможную рожу -

Чтоб быть прекрасным, как Бог.

Нужно уметь отражаться в лужах,

Знать, кроме воздуха, хлеба, воды -

Тебе ничего совершенно не нужно.

Но нужен ли ты воздуху, хлебу, воде,

Или хотя бы твоей бороде?

Что поделать, такая я есть,

Такой родилась я на белый свет.

Мне наплевать на чванливую честь,

Одно из двух: - я люблю или нет.

Если я люблю - то "да" скажу тому,

Кто мне мил.

Богатство и лесть для меня ерунда,

"Нет" - и проваливай навсегда.

Если даже кого-то люблю

Пусть помнит, что он не один на свете.

Не всегда же плыть туда кораблю,

Куда дует самый настойчивый ветер.

Вам надо холода или огня? -

Поезжайте на север или на юг.

А то, что хотите вы от меня -

Есть это все у моих подруг.

Я гитару свою распилил,

Теперь на пиле я играю.

Для крыльев купил белил,

Я приближаюсь к раю.

Решил я пожить попроще,

Все равно в моей комнате пусто.

И я обменял жилплощадь

На бочку из-под капусты.

Потом я пошел на почту,

Где жил мой знакомый зуммер.

И телеграфировал срочно:

- "Я, наверно, сегодня умер".

Затем поменял свой ужин

На минуту бедности.

Посмотрелся в большую лужу,

И к тебе объясняться поехал.

Эники-беники ели вареники,

только насытились вдруг.

Что нам оставили эти бездельники -

встанем по-прежнему в круг.

Кто на скамейке сосновой устроился,

кто на златом на крыльце.

Мне не удобно, царевич расстроился,

и изменился в лице.

Припев: Как давно я вас не видел,

становитесь в круг скорей

Женя, Вера, Саша, Витя,

Слава, Света и Андрей.

Слава, как царствуешь, Саша, точаешь как,

Света, как шьется тебе?

В лица друг другу взгляните нечаянно

и улыбнитесь судьбе.

Вере-царевне наследство богатое -

тысячи новых путей.

Витя - сапожник, подошвы крылатые,

пересчитайте гостей.

Застывший мир чудес в необычайных красках.

Здесь время не спешит, круша святой обман.

И тонких трещин сеть убийственною лаской

Накинуло оно на образов туман.

И трогает оно рукою осторожной

Красавицы нагой светящуюся плоть.

Тускнеют облака, коробятся вельможи,

Сам Мессия его не в силах побороть.

А время не спешит, и с видом безразличным

Пирует здесь вовсю, покуда пища есть.

И трудно обвинить, поймав его с поличным,

И осудить его за эту злую месть.

Оно привыкло течь.

Но вот художник смелый его остановил.

И статика картин задерживает миг.

И заставляет тело копить в себе века,

Как воду мощь плотин.

Мне первые стихи пропела мать.

И так была прекрасна песня эта,

как будто сочинилась без поэта,

Природа снизошла порифмовать.

И, уяснив предназначенье слова,

решил я, что поэт поэту брат,

и музыку искал во всех подряд,

не замечая мелкого и злого.

Имея добрый и веселый нрав,

с наивностью мальчишки из Эллады,

я посвящал им песни и баллады,

но, к сожаленью, был тогда не прав.

Я ждал лишь пониманья, не похвал,

но оставляли в моем сердце меты

ревнивые богатые поэты,

которых я когда-то воспевал.

Со злобой осуждали мой язык,

сознательно не вникнув в суть предмета

народу не известные поэты,

издавшие по два десятка книг.

И с высоты чинов и привилегий

сердились едко, публику браня,

людей , без злости слушавших меня,

мои непобедимые коллеги.

не понимая, что десятки лет,

когда бывает радостно и больно,

поются эти песни добровольно,

а люди и не знают, кто поэт.

Я выхожу и вижу тихий зал,

не публика - сердца, умы и судьбы,

немилосердные ревнители и судьи,

с которыми я жизнь свою связал.

Вручаю вам друзья, судьбу мою.

Я верю вам, и вы мне тоже верьте,