Александр Цыганков - Дословный мир. Третья книга стихов

Там, где химеры слетаются на виноград,

Птица выпишет круг и взмахнёт крылами.

Полон другими певчими дивный сад,

Что ни пером не выразить, ни словами.

Этих пернатых даже в густых лесах

Раньше никто не видел, тем паче рядом —

В розовых палисадниках и садах,

На золотых столешницах с виноградом.

Им не страшны ни сторож, ни длинный хвост

Рыжей плутовки, что на плечах у жрицы,

Той, у которой в избранных был прохвост,

Да улетел по небу по праву птицы.

Вольному воля! Полный размах крыла!

Случай – как лёгкий бриз – унесёт за море.

Только и там поставят на край стола

Карточный домик, и закружит в просторе

Вещая птица, та, что вершит полёт

В той пустоте, где нет ни химер, ни сада.

И бесконечным кажется перелёт

От виноградника в сторону звездопада!

Я обожаю парадоксы:

Начало осени – весна,

На огородах вянут флоксы —

Встаёт природа ото сна,

Скворцы летят на милый север,

На юг – лебяжьи косяки,

И с песней мчатся в город Невер

В столыпинках большевики.

Я обожаю в абрикосах

Любой расклад метаморфоз,

Жару в арктических торосах

И в знойной Африке мороз.

В метафизическом тумане

Ловлю прозрачный звонкий слог.

Люблю гулять, как все славяне,

Среди нехоженых дорог!

Говори! Всё равно отзовётся

В этом диком просторе земном

Тишина – как рожок из колодца,

Словно речь, затаённая в нём.

Распадается сфера ночная.

Ну и темень! Эй, кто там? Огня!

То ли слышится песня такая?

То ли это кричали меня?

Верно, в сердце о чём-то поётся,

И ни слова, ни звука вдали.

Ничего! Говори! Отзовётся!

На мгновенье прислушайся. И —

Как в насмешку, гружённый железом,

Товарняк прогремит вдалеке,

Да в полнеба звезда – стеклорезом —

Полоснёт и погаснет в реке.

Прислушиваюсь. Тихо на реке.

Всё те же в неизменном далеке,

Меняющие краски временами

Пейзажи над крутыми берегами.

Красиво так, что не хватает слов

Для этих живописных берегов.

И ветер, налетая из простора,

Вдруг соберёт обрывки разговора

Двух рыбаков про спутанную сеть

И вновь порвёт, как леску. Онеметь

Так страшно здесь, в беспечные минуты,

Где так великолепно! Но кому ты

В такой картине нужен? У реки

Одни купальщицы и рыбаки

Желательны, как прочие детали,

Которые для них нарисовали.

Геннадию Айги

ПО КРОВЕНОСНЫМ СОСУДАМ

ВЕТВЕЙ, ВМЕРЗАЮЩИХ В НЕБО

Наши взоры – как ветви. Звёзды – листва.

Наша планета и есть Древо Познанья,

Вечное Древо в поле Добра и Зла —

Вот и метафора в целом для мирозданья.

Так веселее, чем у Эйнштейна, и

Стороны света не надо менять местами.

Как бы там ни было, право самой Земли

Крону наращивать и шелестеть листками,

Краситься осенью, сбрасывать лишний вес,

Прятать охотника или сбивать со следа,

Или вдруг вспыхнуть ярким костром небес —

К тихому ужасу сонного короеда.

Белкой по древу… Дивом среди ветвей…

Как это близко! Только что, в разговоре,

Вдруг прозвучало. Терпкой смолой корней

Росы янтарные с кроны упали в море.

Вот и выходит – к лучшему сей пример

Виденья мира животворящим взором.

Пифагорейской музыки высших сфер

Самые тесные связи с крестьянским кровом,

С мерой зерна, со стернёй, что прошёл мужик,

С песней девицы и зрелою формой плода.

Наши время и место – и есть язык,

В слово отлитый стихийный глагол народа.

Август из лодочки вычерпал звездопад!

Речка журчит в рукавах из гончарной глины.

В лёгкой испарине этот нескучный сад —

В зеркале водном колеблемый куст рябины.

Глазом совы проморгнёт в облаках луна.

Белая рыба выпрыгнет из потёмок.

Так и хочется крикнуть, допив до дна,

Берегу дальнему – с берега: «Эй, потомок!»

Звёзды, как листья, ночью сгорят в костре.

И на восходе лодка качнётся в кроне,

Тенью взволнованной, в дымчатом сентябре,

Там, где шумит золотой березняк на склоне.

В сюжете сентября мотив горы крутой