Макс Армай - 33 Буквы

И повертев меня так и эдак,
Словно бы я редкостная тварь какая,
Она брюзжит. — Ну, ты, блин, и калека!
И что с тобой делать? Прямо, не знаю!

А я болтаюсь. Беспомощно машу руками и ногами.
От растерянности громко хлюпаю носом.
И грустно думаю, что заболев однажды стихами,
Я перестал соответствовать современному спросу.

Я распахиваю дверь и сразу же спотыкаюсь о ступени.
Чёрным провалом, подъезда зияет дупло.
Кто-то входит смело. У кого-то дрожат колени.
Ну, а мне… Мне давно уже всё равно.

Но останавливает какая-то полуправда.
Словно девятую Бетховена играют до мажор.
И тут кто-то кричит. — Не стреляй! Не надо!
Но гремит выстрел… И я в страхе бегу во двор.

Порой шедевр — что старуха:
Беззубый рот и щёк провал.
И лишь в глазах — пыланье духа,
И тайна, что не прочитал.

Неуверенно, словно боясь быть освистанным,
Солнце выглянуло из-за облака белого.
А внизу, прям с заброшенной пристани,
Лето шаг свой последний сделало.

Слишком горьким стал вкус одиночества.
Слишком холоден ветер с севера.
Так исполнило лето пророчество,
Прошептав. — А я так в себя верило!

Этот город, как древний, проснувшийся вирус,
Что терзает болезнью моё нутро.
Здесь любое время уходит в минус,
А любые дороги ведут к метро.

Обезумев от собственных вечных истерик,
Он, с рассвета до ночи, твердит одно:
— Дайте мне денег! Ещё больше денег! —
— А потом, в отчаянии, шагает в окно.

Его руки исколоты грязным шприцем,
Переполненным нефтью и наркотой.
Но себя он считает, не меньше, чем принцем,
Пусть с душою раба, под гнилой наготой.

И мечтая навеки забыть про совесть,
Он на ней вышил храм золотым крестом,
А потом всем попам сделал сзади прорезь,
Чтоб им было удобней махать хвостом.

Разрывая небо наполовину,
Солнце уходило закатом в море.
Неужели это так надо миру,
Чтобы мы вечно жили в неволе?

Наш день скроен из сотни сюжетов.
И почти все достойны театра абсурда.
Мы с тобой искали бесконечное лето,
Но, наверно, не туда повернули судно.

Обжигает до боли роса,
Словно стылой зимою лёд.
Раз нельзя повернуть назад,
То упрямо иду вперёд.

Словно раненый дикий зверь,
За спасеньем бегу во мрак.
Кто-то запер души моей дверь
И любви погасил маяк.

Перерезая тугую сна пуповину,
Каждое утро рождаюсь снова.
И сразу же руками тянусь к любимой,
Словно ребёнок к матери, такой родной, но ещё не знакомой.

И прижимаясь ухом к ударам её сердца,
Я брожу по садам библейского рая.
И не давая ей встать и одеться,
Лишь шепчу. — "Побудь со мной ещё, дорогая!"

Я с надеждой заглядываю дню в глаза.
Я считаю цифры в счастливом билете.
Но каждый раз меня безжалостно режет фреза
Того, кто не хочет быть ни за что в ответе.

И я снова прорисовываю мелом пунктир,
По которому иду от рождения к смерти,
И благодарю мир за то, что хотя бы не один:
Что у меня есть ты, на этом, не понятно каком свете.

Нищетою вскормлённая злоба,
Словно бешенный, дикий зверь.
Он кусает всех без разбора,
Едва высунет нос за дверь.

Поклоняясь нелепому Богу,
У которого сотни имён,
Он кидает камнями в любого,
Кто считает иначе, чем он.

И своё разжигая кадило,
Прометея дарёным огнём,
Слёзы горькие льёт крокодила,
Свою гибель предчувствуя в нём.