Екатерина Михайлова: Игровая комната. Книга стихов

Говорит себе: «Ну чего тебе это стоит?
Персонажи какие вокруг —
характеры, стать, фактура!
Вон сюжетов в воздухе сколько, какие истории —
просто тупо садись и делай литературу».

Говорит себе: «Не ленись, если вяжешь лыко,
раз у лодки твоей пока не заметно крена».

Только дома — ужин и чай, кальян и его улыбка,
и свечи, поскольку проводка перегорела.

«Только ждёт тебя тот,
кто как книгу тебя листает,
кто и сам — рассказчик с огромным стажем.
Кто в тебя поверил — со всеми твоими тайнами, —
и кто сам тебя и придумает, и расскажет».

И идёт (нет — уже бежит) домой, поминутно
оглядываясь от страха,
зажмуриваясь от света.

«Слушай,
тебя никто не убьёт наутро.

Ты теперь вообще
бессмертна».

Она была девушкой юной
И даже немного фатальной.
Ей нравился ром, чёрный юмор,
Конфеты и старец брутальный.

Ей нравился старец брутальный —
Она была так инфантильна!
Он влёк её сильно — ментально,
Духовно и даже тактильно.

Но старец походкою лунной
Бежал от подобных явлений.
Она перестала быть юной
(Ну, стала значительно менее),

Когда они очень банально
Столкнулись однажды (губами).
Ей было совсем инфернально,
Всё было в полнейшем тумане,

Но старец не стал с нею спорить,
А просто влюбился — мгновенно:
«Я жизнь не хотел Вам испортить —
Теперь уже можно, наверно».

а в первый раз он говорил с утра,
пока мы электрички дожидались,
что это всё как в школе, в пятом классе,
когда весь класс он затащил в киношку,
сорвав урок. конечно, был скандал.

в вагоне на плече пыталась спать,
понятно, ничего не получалось,
сидела и боялась шевелиться
и думала: ну вот зачем он это —
зачем так нежно дышит мне в висок.

теперь, конечно, верится с трудом;
да, где-то есть доска, журнал, уроки,
прохлада гулких школьных коридоров,
учитель ходит злой по кабинету,

но вот кино не думает кончаться,
не думает, не думает совсем.

Два марсианина
с радужными надкрыльями
всюду искали своих, как воды в пустыне.
Два марсианина
так отчаянно мимикрировали,
что чуть-чуть друг друга не пропустили.

Думали, что больны, вызывали лекарей,
наблюдали повадки людей —
в метро их тысячи.

После первого же полёта они уехали,
сняли комнату за Мытищами
и устроили там конкретный локальный
странный
Марс — с его невиданными растениями,
пылевыми бурями, розовыми туманами
и почти незаметными
силами тяготения.

И под вечер, особенно если погода лётная,
в сумерках, чтоб не смущать
человеческий разум,
два марсианина бродят по небу — лёгкие,
легче людей
в два с половиной раза.

29.04.2011

Его имущество — старая скрипка и тёплый плед,
чтоб мог заснуть в произвольном месте
любой страны.
А лучше всего он играет на тонущем корабле,
и знает это,
как знает четыре свои струны.

И музыка то струится шёлком, то бьёт как кнут,
лишает воли, уводит от пошлых земных забот.
Но тот, кто знаком с ним дольше пяти минут,
увидев его на борту,
не взойдёт на борт.