Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы

Чую звучанье нездешних содружеств,
Гром колесниц, затмевающих ум, —
Благоговенье, и трепет, и ужас,
Радость, вторгающуюся, как самум!..

Властное днем наважденье господства
Дух в созерцаньи разъял и отверг.
Отче. Прости, если угль первородства
В сердце под пеплом вседневности мерк.

Что пред Тобой письмена и законы
Всех человеческих царств и громад?
Только в Твое необъятное лоно
Дух возвратится, как сын – и как брат.

Пусть же назавтра судьба меня кинет
Вновь под стопу суеты, в забытье, —
Богосыновства никто не отнимет
И не развеет бессмертье мое!

О триумфах, иллюминациях, гекатомбах,
Об овациях всенародному палачу,
О погибших
и погибающих
в катакомбах
Нержавеющий
и незыблемый
стих ищу.

Не подскажут мне закатившиеся эпохи
Злу всемирному соответствующий размер,
Не помогут —
во всеохватывающем
вздохе
Ритмом выразить,
величайшую
из химер.

Ее поступью оглушенному, что мне томный
Тенор ямба с его усадебною тоской?
Я работаю,
чтоб улавливали
потомки
Шаг огромнее
и могущественнее,
чем людской.

Чтобы в грузных, нечеловеческих интервалах
Была тяжесть, как во внутренностях Земли,
Ход чудовищ,
необъяснимых
и небывалых,
Из-под магмы
приподнимающихся
вдали.

За расчерченною, исследованною сферой,
За последнею спондеической крутизной,
Сверх-тяжелые,
транс-урановые
размеры

В мраке медленно
поднимаются
предо мной.

Опрокидывающий правила, как плутоний,
Зримый будущим поколеньям, как пантеон.
Встань же, грубый,
неотшлифованный,
многотонный,
Ступенями
нагромождаемый
сверх-пэон!

Не расплавятся твои сумрачные устои,
Не прольются перед кумирами, как елей!
Наши судороги
под расплющивающей
пятою,
Наши пытки
и наши казни
запечатлей!

И свидетельство
о склонившемся
к нашим мукам

Уицраоре, угашающем все огни,
Ты преемникам —
нашим детям —
и нашим внукам —
Как чугунная
усыпальница,
сохрани.

Грудь колесом, в литой броне медалей.
Ты защищал? ты строил? – Погляди ж:
Вон – здание на стыке магистралей,
Как стегозавр среди овечек – крыш.

Фасад давящ. Но нежным цветом крема
Гладь грузных стен для глаз услащена,
Чтоб этажи сияли как поэма,
Чтоб мнились шутки за стеклом окна.

Тут Безопасность тверже всех законов,
И циферблат над уличной толпой
Отсчитывает здесь для миллионов
Блаженной жизни график круговой.

И тихо мчится ток многоплеменный,
Дух затаив, – взор книзу, – не стуча, —
Вдоль площади, парадно заклейменной
Прозваньем страшным: в память палача.

Нет:
Втиснуть нельзя этот стон, этот крик
В ямб:
Над
Лицами спящих – негаснущий лик
Ламп,
Дрожь
Сонных видений, когда круговой
Бред
Пьешь,
Пьешь, задыхаясь, как жгучий настой
Бед.

Верь:
Лязгнут запоры… Сквозь рваный поток
Снов

Дверь
Настежь – «Фамилия?» – краткий швырок
Слов, —
Сверк
Грозной реальности сквозь бредово́й
Мрак,
Вверх
С шагом ведомых совпавший сухой
Шаг,
Стиск
Рук безоружных чужой груботой
Рук,
Визг
Петель – и – чинный, парадный, другой
Круг.

Здесь
Пышные лестницы; каждый их марш
Прям;
Здесь
Вдоль коридоров – шелка секретарш —
Дам;
Здесь
Буком и тисом украшен хитро
Лифт…
Здесь
Смолк бы Щедрин, уронил бы перо
Свифт.

Дым
Пряно-табачный… улыбочки… стол…
Труд…
Дыб
Сумрачной древности ты б не нашел
Тут:
Тишь…
Нет притаившихся в холоде ям
Крыс…
Лишь
Красные капли по всем ступеням
Вниз.

Гроб?
Печь? лазарет?.. – Миг – и начисто стерт
След,
Чтоб
Гладкий паркет заливал роковой
Свет.

Ты осужден. Конец. Национальный рок
Тебя недаром гнал в повапленный острог.
Сгниешь, как падаль, тут. Ни взор, ни крик,
ни стон
Не проползут, змеясь, на волю сквозь бетон.
Но тем, кто говорит, что ты лишь раб – не верь:
В самом себе найди спасительную дверь!
Сквозь круг безмолвия, как сквозь глухой редут
На берег ветреный ступени приведут.
Там волны вольные, – отчаль же! правь! спеши!
И кто найдет тебя в морях твоей души?