Юрий Колкер: Кентавромахия

Мы приписаны были к палаткам,

Получили в столовой места.

В дождик, этакой скверной порою

Прихожу, объясненья просты.

А меня дожидаются трое —

Это Алик, Володя и ты.

Хоть и грустно, но вовсе не странно

Через долгие годы опять

Благодарную роль д'Артаньяна,

Мной не сыгранную, вспоминать.

Всё казалось печальным не слишком,

А, напротив, весёлым вполне

Четырём загорелым мальчишкам,

В том числе почему-то и мне.

Бормотал не понять по-каковски,

Губошлёпил лазурной губой

Разморенный жарой августовской

Черноморский ленивый прибой...

Я себе самому не отвечу,

Почему среди прочих потерь

Нашу самую первую встречу

Так мне важно припомнить теперь...

31 мая 1971

* * *

Я собирался сделаться учёным,

Хотел служить наукам отвлечённым,

И вот закончил школу без помех

И подал документы на физ-мех.

А там, набрав положенные баллы,

С размаху окунулся в интегралы,

И что определяет бытие,

Я выяснил на кафедре Лурье...

И закружилось всё, и завертелось...

Ребячество! Куда всё это делось?

Матфизика, задача Дирихле,

Спецкафедра, изделие в чехле...

А между тем учились мы неплохо —

Немудрено! Нас позвала эпоха.

Сидели с книжками до темноты

И были с мирозданием на ты...

Но, кажется, судьба со мной шутила —

И я на звёзды поменял светила,

А малые небесные тела —

На самые обычные дела...

1 июня 1971

Нас душевные муки толкают к перу.

Я бокал за любовь подниму на пиру.

В ней единственной вижу я цель и призванье —

И с подругой в лукошко стихи соберу.

Все несчастья на свете приносит любовь.

Раны, узы и сети приносит любовь.

Но и всё, для чего мы с тобой существуем, —

Даже птичку в анкете, — приносит любовь.

Пусть же эти напасти сопутствует нам.

Нет желаннее власти и пут мудрецам.

Пусть до гроба сладчайшее в мире несчастье

Нас приводит к причастью в языческий храм.

июнь 1971

* * *

Что снилось мне? Турусы на колёсах,

Весёлые такие, с огоньком.

И молодая ведьма, босиком,

С колосьями, запутанными в косах.

Что снилось мне? Изба на курьих ножках,

Две галки на облупленной трубе,

Облезлый кот на крыше, а в избе

Сокурсница моя в одних серёжках.

Что снилось мне? Всего не вспомню я.

Веселая была галиматья.

июнь 1971

Сложу александрийский стих.

Скажу, что, мол, вздыхает лира,

И ток таинственен и тих

Быстротекущего эфира.

Признаюсь, что меня манит

Полет высоких женских ножек

И прелесть томная ланит...

Но кто соседу объяснит

Предназначенье мест отхожих?

Он к раковине семенит!

Тут храм, кричу, а не квартира!

А он в кругу друзей своих

Соображает на троих.

Попробуй, отрешись от мира!

июнь 1971

* * *

Над твоими стихами я плачу четвертую ночь,

Над твоими стихами, тончайшими, как паутинки.

Их высокому строю шепчу: приговор свой отсрочь!

Может статься, по мне эта осень справляет поминки.

Над твоими стихами луна одиноко взошла,

На столе у меня тишину сообщила предметам.

Может быть, ты и знала, что зло я творил не со зла.

Может быть, ты и знала, но нет искупления в этом.

21 августа 1971

* * *

Девятое чудо земное,

Фонтанки литой парапет,

Не мною, конечно, не мною

Открыт и впервые воспет.

И деды уже замечали,

И дети заметят стократ:

Записаны наши печали

Арабскою вязью оград.

Решёток таинственный очерк,

Сквозной, невесомый почти.

Поди, разбери этот почерк,

О радостях наших прочти!

26 августа 1971

* * *

В хижине светит лучина.

В сумерках светит луна.

Есть и у счастья причина.

Есть и у горя она.

Мы забываем обиды.

Годы тихонько летят.

Звёзды меняют орбиты.

Кошки приносят котят.

30 августа 1971

* * *

Посмотри, дорогая,

наш год невзначай пролетел.

Одуванчика пух

не быстрее слетает с ладони.

Влага выпита залпом,

и дно показалось в бидоне.

Чуть успели пригубить,

а он и совсем опустел.

Вот он весь перед нами, как был...

Посмотри, посмотри:

Он не так уж и плох, этот год,

он не так уж и скуден.

Он прощается с нами —

шеренгою правильных буден

На Гражданском проспекте

кивают ему фонари.

31 августа 1971

Там, где память приходит в себя,

В сентябре, на излучине года,

Как вернешься, застолье с тебя,

А с меня причитается ода: