Однажды — было то недавно словно —
Была весна, всё буйно зацвело,—
Он, молчалив, задумчив и взволнован,
Наведался из города в село…
С тех пор уж двадцать долгих лет промчалось,
Мы вышли с Грицем на цветущий луг,
Меня он обнял, я к нему прижалась,
Обвел он синим взором всё вокруг
И мне прочел, как не читал дотоле,
Взгляд устремляя в солнечный зенит,
Песнь про народ от моря до Бескид,
Про времена грядущей вольной воли,
Когда свободы солнце озарит
Бедняцкое жилье, и двор, и поле.
Я плакала, а он сказал: «Не плачь!
И верь, как я: так станется! Так будет!
Отплакали свое простые люди,
Теперь пусть плачет толстосум-богач!»
Пошел, взяв стираную одежонку.
Пошел, и долго не было вестей.
Покамест в нашу тихую сторонку
Не принесли тревожных новостей:
На промыслах рабочие восстали,
Крестьянство за собою повели,
Раскрыли двери в городском централе
И красный флаг на площадь принесли.
«Пусть, как в Москве, как в Киеве, мы будем
Советским строем жить без богачей,
Пускай сплоченным украинским людям
Льет красный флаг поток своих лучей!..»
Тогда из Львова, злобою объяты,
Пошли желто-блакитные войска,
И дрогнули от выстрела Карпаты,
И потекла кровавая река. [58] В 1919 году львовские националистические правители подавили революционное выступление рабочих Дрогобыча.
Оскалились, как волки, их старшины,
Везде собачье слышалось вытье:
«Вы без панов хотите Украины?
Так нам совсем не надобно ее!»
Они уничтожали всё, зверея:
Стреляли, били, жгли посевы нив,
По трупам шли в Дрогобыч, гибель сея,
Свободы пламя кровью затушив.
Не вскрикнула я, слушая соседа,
Лишь голову склонила молча ниц.
«А как мой Гриць?» — «Ни слуху нет, ни следу.»
Я встала и пошла искать, где Гриць;
С краюшкой хлеба черствого в холстине
Пошла к мертвецким, ко дворам темниц,
Прошла Дрогобыч — мертвую пустыню,
Искала Гриця — здесь он был, мой Гриць.
На кладбище, под вишнями густыми,
Убитые — вглядись в черты их лиц…
Не плачь, иди, иди, склонись над ними.
Искала Гриця? Вот он, мертвый Гриць.
С вишневых веток лепестки летели,
С пробитой головой он лег на них.
Синели пятна на недвижном теле,
Следы мучений… Я узнала их…
Тот свадебный наряд, моя кручина,
Тебе так много видеть довелось!
Полна моих горячих черных слез
Прошедших дней глубокая пучина.
Твой каждый рубчик, бедный мой наряд,
Проклятьем стал и стоном в море стонов,
Когда паны топтали ширь Карпат
Копытами шляхетских легионов.
Тебя, сорочка, я не раз тогда
Укрыть спешила, спрятать в черной яме.
На рукавах, меж яркими цветами,
Есть пятна — не отмоет их вода.
В тебе свою надежду берегла я
И молодости краткой вешний цвет…
И вот, узор знакомый дошивая,
Я забываю тяжесть прошлых лет.
До края душу заливает счастье,
Оно поет, бушует, рвется ввысь.
Не сны ль мои какой-то дивной властью
Такой зарей прекрасной занялись?
Нет, это жизнь кругом свободно дышит,
Она звенит, как вешние ручьи,
Она в лицо мне добрым жаром пышет:
Действительностью стали сны мои!
В семье народов, вольной и могучей,
И мой народ обрел свои права.
С Бескид уходят пасмурные тучи,
И цвет весны несет нам всем Москва.
То для моей отчизны ненаглядной
Ноябрь стал маем, радостью богат,
И я войду, счастливой и нарядной,
В простор кремлевских солнечных палат.
Средь праздничной толпы родного края —
Покутья, Львова, Луцка и Карпат —
Так радостно, как будто молодая.
Войду, окину взглядом блеск палат
И буду думать, что сегодня с нами
Идет мой Гриць, мой синеглазый Гриць,—
Нелегкими и долгими путями
Мы шли с ним к свету этих вот светлиц,
Чтоб Украины праздник небывалый
Заликовал под сводами Кремля
И чтобы всей вселенной я сказала:
«Вот мой народ, мой Кремль, моя земля!»
Перевод В. Звягинцевой
На Спасской две стрелки сошлись в этот час
За десять минут до парада.
Шеренги стройны и точны, как приказ,
К солдату — солдат, всё исполнено лада.
В тиши — ожиданье. Лишь ветер не стих —
По веткам серебряным слышно скольженье,
Шуршанье по лентам знамен боевых
С их золотом, пурпуром, светом и тенью,
Когда за мгновеньем несется мгновенье
По быстрым цепям вестовых.
И миг напряженно за мигом летит,
И держат дистанцию взгляды,
И слышно, как сердце людское стучит —
Звенят на мундирах награды.
Колотится каждое сердце сильней,
Вздымается, радостно рея,
И тысячи, тысячи зорких очей
Сейчас на безмолвный глядят Мавзолей,
На каменнокрасный уступ Мавзолея.
А башни Кремля, очевидцы веков,
Тут слышат, — круты, горделивы,
Как бьется единое сердце полков —
А крепче его где бы сердце нашли вы?
Пусть злое железо его обожгло,
Врагом оно было истерзано диким —
Живое его не угасло тепло
И к жертвам готовность великим.
Так партия силу вливала в него,
Таким оно будет, таким оно было,
Таким его Родина наша вложила
В бесстрашного сына, в бойца своего.
Оно не дрожало. Оно измеряло
Победы шаги, словно пульс, на ходу…
Земля распадалась, железо сгорало,
Но билось оно: «Я иду!»
Над Волгой прошло сквозь огонь и руины,
Сквозь ночи стальные Москвы,
Полярные вьюги, пожар Украины,
Гремящие прусские рвы.
Прошло — и теплом своим добрым согрело
Замерзшие ветви венгерских садов,
Разбитой Варшавы-красавицы тело
И в Чехии — стены седых городов.
Прошло — и, услышав в руинах Берлина,
Как тоненьким кто-то рыдал голоском,
Ребенка немецкого в злую годину
Живым согревало теплом.
Таким это сердце России воспели
Народы, что в общую входят семью,—
Безмерно в любви, несгибаемо в деле,
Упорно в работе, бесстрашно в бою.
Сегодня оно триумфально раскрылось
Навстречу заслуженному торжеству,
Литаврами звонко и гулко забилось,
Приветствуя, славя Москву!
Оно, что не дрогнуло в битвах суровых,
Стучало в тот миг горячо,
И слышался шелест в знаменах багровых,
С плечом поравнялось плечо.
На площадь, на ширь, неохватную взглядом,
Вступил трубачей стройно слаженный ряд —
Внимайте!
Добытого мира парадом
Ты стал, марш Победы, наш славный парад!
Фанфары взлетают. Сияют фанфары.
Призыв золотистый рассыпала медь,—
И залпов удары,
и залпов удары,—
Началу парада греметь!
Читать дальше